– А, вы об этом. Предполагалось, что это английский.

– Предполагалось?

Он только фыркнул в отвращении.

– Мне было девятнадцать, я был в Куэрнаваке, в Мексике, перебрал мексиканской водки. Написал фразу, которую хотел, и отключился. Чертов мексиканец не разобрал мой почерк.

Я рассмеялась и заслужила еще один мрачный взгляд.

– И что там должно быть?

– «Я хочу быть верным утру», Дэвид Герберт Лоуренс. В девятнадцать мне казалось, что это что-то значит.

– Но это в самом деле значит, – возразила я. – Утро всегда приносит свежесть, новизну, кажется, что впереди ждут новые возможности.

– Я предпочитаю ночь, – коротко ответил он.

Да, могла бы догадаться.

Какое-то время мы снова шли молча, пока Рочестер наконец не нарушил тишину:

– У меня к вам вопрос. – Его мрачное настроение будто бы слегка рассеялось. – Про тетю Жабу.

– Про мою тетю Джоан? – уточнила я, взглянув на него.

– Почему вы думаете о ней как о жабе?

– Не уверена… но она иногда появляется в моих снах в виде огромной жабы в розовом платье, с хриплым, похожим на жабий голос. Эти сны – кошмары. Я всегда считала, что она умерла, а потом мама, прямо перед смертью, сказала, что она жива.

– Вы когда-нибудь пытались ее найти?

– Пыталась, по интернету. Но это распространенное имя, Джоан Мейерс. Их там были тысячи, так что дело казалось безнадежным. А может… я и не очень хотела. Из-за кошмаров. – У меня вырвался смешок. – Так глупо бояться снов.

– Да нет. Нельзя быть психически здоровым – и ничего не бояться.

– Тогда чего боитесь вы? – поддразнивающе спросила я.

– Вы серьезно думаете, что я расскажу?