Как и в первый вечер, я замерла на пороге. Помню, как я тогда представляла его сидящим у камина с угрюмым видом и как я ошиблась.

Так и сейчас. Он стоял у бара на колесиках и снимал проволоку с шампанского. Минни с Микки замерли рядом, внимательно наблюдая за каждым его движением. Эван выглядел как бродяга – точно как в тот первый вечер. Небритый, со спутанными темными кудрями, в потрепанной белой футболке и черных джинсах. Так, как мне нравилось больше всего.

– «Вина и музыки просил я – крепче и громче, чем вчера».

Он обернулся. На губах появилась улыбка.

– Можешь взять вино покрепче, если хочешь, но, думаю, ты заметишь, что и шампанское подействует. А что касается музыки – это духовная музыка инков, во всяком случае, современная версия, и это практически единственное, что прямо сейчас не дает мне сойти с ума. – Пробка выскочила из бутылки, такой праздничный звук. Эван наполнил только один из золотых бокалов и передал мне.

– Ты не будешь?

– Я же в тюрьме, помнишь? Никакого алкоголя. Один глоток – и эта штука, к которой я прикован, начнет вопить. Во всяком случае, так они сказали.

– Могу я посмотреть?

– Если хочешь.

Сев на софу, он закатал отворот на джинсах.

Поставив бокал, я присела, разглядывая прибор: объемистое устройство на толстом черном ремешке.

– Выглядит тяжелым.

– Около пяти килограмм. Отдает садомазохизмом, тебе не кажется? Вполне подходит, я и так в рабстве.

Я провела пальцами по черному металлическому предмету. Кожа вокруг ремешка выглядела воспаленной.

– Чертовски болит?

Он снова улыбнулся.

– Нет, не настолько. Немного саднит, и все.

Я поднялась на ноги.

– Как далеко ты можешь выходить?

– Тридцать метров от дома. Если дальше – оно взвоет и уведомит власти. – Он опустил штанину, прикрывая датчик. – И на два часа в день надо подключаться к розетке и заряжать его. Я будто стал чертовым айфоном.