Детектив Холден поднимает руку, и крики в зале стихают.

– Об этом вам не нужно беспокоиться. Мы твердо убеждены, что смерти Форда Саттера и Фрейи Миллер связаны, но вероятность того, что преступник посягнет еще на чью-нибудь жизнь, крайне мала. Скажу вам больше: между гибелью Клэр Палмер и смертью этих двоих ребят связи не прослеживается. Клэр Палмер утонула. Ее смерть – несчастный случай. Благодарю за внимание. – Не дожидаясь новых вопросов, Холден быстро сходит со сцены и возвращается на свое прежнее место у стены.

– Похоже, никуда они в своем расследовании не продвинулись, – бормочет Кэролин мне на ухо.

Я наклоняюсь к ней ближе:

– Ты так думаешь?

Кэролин пожимает плечами:

– Они никого еще не арестовали.

– А Лиам? Что-то он не попадается мне на глаза в библиотеке в последние дни.

Кэролин наклоняется ко мне еще ближе:

– Мистер Мейтленд заходил в аптеку. Лиам непричастен к убийствам – по крайней мере, непосредственно. Но при проверке его телефона копы обнаружили массу сообщений несовершеннолетним девушкам. Я не знаю, предъявили ли они ему обвинение, но из библиотеки его уволили.

– Да ты что? Правда?

– Это ужасно. Я рада, что его уволили.

– Я бы хотела сказать несколько слов о сыне…

При звуке голоса миссис Саттер, вырвавшегося из динамиков, мы с Кэролин резко разворачиваемся лицом к сцене. Мама Форда стоит у микрофона, одетая в черное, цельнокройное, плотно облегающее фигуру платье и мешковатый блейзер. Такое впечатление, будто эти вещи шили или покупали для двух разных женщин. У Форда были такие же вьющиеся волосы, как у миссис Саттер, хотя в ее прядях уже проглядывает седина. И глаза у Форда были мамины – ясные, пронзительные, голубые. Я вижу это по увеличенной фотографии Форда рядом с миссис Саттер. Снимок нечеткий, слегка размыт, как будто его взяли с одного из профилей парня в соцсетях. И Форд на нем не улыбается, а щурится в камеру. Но не угрюмо. А так, словно внимательно слушает, что о нем говорят на посвященном ему вечере. По крайней мере, не пытается лизнуть свой сосок.

При воспоминании о фотках, которые Форд подсунул в мой шкафчик, на меня накатывает смех. Но засмеяться у меня не получается – горло тут же обжигает горький ком. Он больше никогда не подсунет мне такие глупые фотки. Никогда не попытается меня рассмешить. Господи, мне не верится, что это было всего две недели назад! Но затем я вспоминаю нашу встречу у минимаркета. Я тогда в последний раз видела Форда живым. Он был чем-то напуган, чуть не толкнул меня под машину Хэмиша. Интересно, если бы Форд не умер, простила бы я ему это… и все остальное? Боль в груди отвечает «Нет!», но если по правде, то я не знаю.

Стоя у рамки огромного фото, миссис Саттер продолжает расцарапывать кончики пальцев, словно пытается напомнить себе: Форд здесь… или его нет.

– Я вижу в зале ребят, которые знали моего сына. Его друзей…

Миссис Саттер нахмуривается. Ее глаза скользят по лицам, пытаясь отыскать того, кто подтвердил бы ее слова. И тут она опять замечает меня и облегченно выдыхает. Я чувствую острый укол вины, но заставляю себя улыбнуться – ради миссис Саттер.

– Вы знали Форда, но, возможно, кто-то из вас не был с ним знаком. И мне хотелось бы рассказать вам о сыне. О том, каким он был… Форд любил животных, особенно кошек. У нас их четыре. Полагаю, вы понимаете, что по площади наш дом не годится для содержания четырех кошек. Но Форд всех их кормил и следил, чтобы они прибегали в дом с улицы на ночь. А если какая-нибудь кошка гуляла где-то слишком долго, Форд ходил по улицам с фонариком и звал ее домой…

Этих кошек Форд с мамой унаследовали вместе с домом, после того как его бабушка переехала в пансионат для престарелых. Не поймите меня превратно: Форд любил этих кошек, но был бы сильно раздосадован, если бы узнал, что эти четвероногие станут главной темой на вечере его памяти. Впрочем, как говаривала моя мама: «Вгонять в краску детей – прерогатива матери». И думаю, это так.