– Умереть желают только те, кто ненавидит свою жизнь.

Я покачала головой. Бронза рассекла мне щеку. Ничего. В ушах пел голос Элы.

– Ноты, как и мгновенья, нельзя удержать.

– Значит, сдаться?

Глаза у него были глубоко, непостижимо зелеными.

Я наклонилась, крепко поцеловала его в губы. Он не противился.

– Нет, – сказала я, наконец оторвавшись. – Значит слушать. Значит играть.

Кивнула на Синна, следившего за нами глазами ядовитой змеи.

– Будешь играть со мной дуэтом, Рук Лан Лак?

– Ты сумасшедшая, – второй раз за этот день сказал он.

Вместо ответа я снова указала на неббарим:

– Ты любишь драться, Рук. Это будет хороший бой. Великий бой. Будешь драться со мной дуэтом?

Он долго молчал, прежде чем покачать головой.

– Поцелуй еще раз, – тихо попросил он.

Я улыбнулась и поцеловала его снова. На губах остался вкус крови и печали.

Бой с этим бессмертным созданием был как сон. Если бы Чуа, Коссал, Эла не подранили, не замедлили его, у нас и надежды бы не было, но и так я не думала остаться в живых. Слишком он был быстр, слишком силен, слишком совершенен в каждом движении. Я сражалась не потому, что надеялась победить. Я билась ради боя. Я не любила Рука, но он мне нравился, я им восхищалась, и мне приятно было движение его тела рядом с моим, приятно было драться не с ним, а вместе с ним, испытывая себя против не знавшего поражений противника. Все было хорошо. Солнце на коже, клинки в руках, горячий ветер в лицо, дыхание в груди. Кажется, Рук испытывал те же чувства: мы поймали ритм, прикрывая друг друга в выпадах и отступлениях, выискивая мельчайшие трещины в обороне неббарим. Я улучила миг, чтобы оглянуться на Рука – так знакомо он выглядел: как борец в смертной борьбе или заплутавший в мелодии певец. Мир съежился, в нем не осталось иных мест, не осталось никого, кроме нас. Нам не нужно было другого времени. Я уловила в себе новое чувство, полную отдачу, распад тонкой, как мысль, пленки, что всю жизнь отделяла меня от мира, от всего сияющего мира.

Песня жизни отдавалась в моем сердце. Заход сверху, снизу, снова сверху, нырок, проход под ударом раненой рукой и рубящий удар в грудь Синну.

Удар был не смертелен, не должен был убить, но Синн отступил. Рук взревел и бросился к нему. Я едва успела подумать, как глупо – так бросается пьяный забияка в трактирной драке: забыв о защите, не думая, как отступить в случае неудачи. Синн отбил меч, и Рук выпустил оружие, но не остановил броска, раскинул безоружные руки. Встретив грудью сокрушительный удар неббарим, Рук захватил его в объятия, прижал к своему телу, из которого вытекала жизнь.

– Пирр… – простонал он, задыхаясь.

И я поняла, что вовсе он не был глуп. Это была не атака, а самопожертвование, последний подарок мне – женщине, в которой он видел чудовище. В ту четверть мгновения, на которую Рук удержал неббарим, я успела перерезать ему горло.