– Я думаю, пришло время тебе открыть свою газету, – ответила Лекса.

Персефона покачала головой:

– Но как?

Лекса пожала плечами:

– Не знаю, но разве это так уж сложно? Просто делай то, что уже делаешь, – дай угнетенным возможность высказаться.

Персефона постучала ногтями по столешнице, обдумывая предложение Лексы. Она и раньше шутила об этом, но сейчас ей уже не было смешно. Это казалось реальной возможностью. Она размышляла обо всех тех причинах, по которым ее так привлекала журналистика, – она хотела искать правду, служить справедливости, говорить за тех, кому раньше не давали права голоса. Все это она могла делать и сама, без Деметрия и Кэла.

– Спасибо, Лекс. Ты просто чудо. Надеюсь, ты это знаешь.

Лекса улыбнулась, а потом на мгновение уставилась на барную стойку, прежде чем предложить:

– Может… нам куда-нибудь сходить вместе? Как… раньше. Ты смогла бы отвлечься.

Персефона улыбнулась:

– С удовольствием.

Впервые за долгое время Персефона почувствовала себя так, словно сможет исцелить ту вину, что мучила ее из-за всего этого испытания.

– Мне жаль, Лекс… – прошептала Персефона. Она еще ни разу не извинилась перед подругой за то, что натворила, – за свою сделку с Аполлоном.

– Я знаю, – ответила Лекса. – Но я тебя прощаю.

Вернувшись домой с работы, Персефона обнаружила в своей комнате наряжающуюся Сивиллу. Оракул завила волосы, нанесла макияж и надела милое платье с цветочным рисунком.

– Надеюсь, ты не против, – сказала Сивилла. – Мне нужно было где-то собраться, а в душе Лекса.

– Нет, конечно, – ответила Персефона. – Я зашла домой, только чтобы проверить ее. Как она?

Сивилла кивнула:

– Уже лучше.

– А ты… куда-то собираешься?