Станислав не успел раскрыть рта, как за спиной его раздался громкий звук, напоминающий пыхтение паровоза и треск ломающихся ветвей. В то же мгновение профессор с криком «Спасайтесь!» вскочил и потащил за собой лорда. Станислав словно ошалел и бросился к реке. Все это было делом нескольких секунд. Когда лорд настолько пришел в себя, что в состоянии был подумать, что случилось и разглядеть, в чем дело, он зашатался и побледнел. По зеленому ковру, на котором они сидели перед тем, в четырех шагах от изумленного англичанина, полз тот самый темный холмик, у подножия которого они выбрали себе место для отдыха. Геолог схватил руку лорда и изо всех сил сжал ее. Он был еще испуган, но мало-помалу лицо его прояснялось и внезапно покрылось краской.
– Атлантозавр собственной персоной! – воскликнул он, и глаза его засверкали. – Хвала тебе, Боже за то, что ты дал мне возможность увидеть это чудо природы!
Самая пылкая фантазия не создала бы себе представления об этом царе мира пресмыкающихся. Чудовище было более чем в два раза длиннее бронтозавров; последние, несмотря на свои восемь саженей роста, казались перед ним карликами. Оно имело в длину по крайней мере саженей восемнадцать, но по строению тела, во всем, кроме головы, совершенно напоминало бронтозавров. В соответствии с величиной вес его должен был быть не менее десяти тысяч пудов.
Чтобы дать понятие об этой цифре, достаточно сказать, что гренландский кит средних размеров имеет длину около десяти саженей и весит около пяти тысяч пудов.
Англичанин первым нарушил молчание, наступившее после ухода исполина.
– Интересно знать, – проговорил он, – куда мы завтра попадем? Куда занесет нас злой рок? Периоды, через которые мы ежедневно перескакиваем, все сокращаются, и я начинаю сомневаться, чтобы нам удаюсь послезавтра вернуться в наш мир…
– Я знаю лишь, что впереди еще меловой период, затем кайнозойская эра – мир млекопитающих и птиц, – ответил профессор Браннич. – Геологи делят эту эру на два периода: третичный, подразделяющийся на эпохи: эоценовую, миоценовую и плиоценовую, и послетретичный или четвертичный. Но каждый из периодов, которые мы оставили за собой, гораздо длиннее этих двух вместе взятых.
– Четвертичный – это последний, новейший?
– Да, это эпоха человечества.
– Так значит, можно надеяться, что послезавтра мы наконец-то попадем в наш мир?
– Думаю, что так и будет. Но, поверите ли, лорд, я с сожалением возвращаюсь в настоящее. Путешествие наше сделалось настолько интересным, что я ничего не имею против того, чтобы оно продолжалось как можно дольше.
– И меня не тянет назад в девятнадцатый век! Я люблю все необыкновенное, а тут его вдоволь. Жаль, что я до сих пор так мало ценил наше положение.
– Мы пока что не дома. Не накликайте беду на наши головы, – мрачно заметил Станислав.
– Итак, завтра мы в меловом периоде, – сказал лорд и затем прибавил шутливым тоном: – Как жаль, что никто не догадался издать путеводитель для мелового королевства. Я люблю перед прибытием в чужую страну хотя бы бегло прочитать, что о ней пишут.
Глава 17
Ночь незаметно спустилась на землю и покрыла ее мраком. Профессор, утомленный впечатлениями дня, уснул как убитый. Но мало-помалу деятельный ум вышел из оцепенения, и в его воображении замелькали фантастические образы. Сперва туманные, хаотичные, они все более прояснялись и, наконец, стали проходить перед ним, словно наяву. Он видел белемнитов и аммонитов, достигших своего расцвета в меловой период и исчезнувших вместе с ним; видел первых крабов и раков, видел морских ежей и морских звезд, дошедших в тот же период до высшей точки своего развития. Он видел все более и более редкие на земле папоротники, роскошных представителей саговых пальм и разнообразные хвойные деревья жарких стран.
Он наблюдал, как постепенно исчезают в морях хрящевые рыбы, уступая место новым, костистым, как последние отступали перед могучими ихтиозаврами и плезиозаврами, которые в свою очередь выродились в течение мелового периода.
Перед ним мелькали, сменяя друг друга, иные животные, исчезнувшие с лица земли к началу кайнозойской эры. Вот новое пресмыкающееся мозазавр – гигантский «морской змей» чудовищного вида, достигавший десяти и более саженей длины; вот крупнейший из летающих ящеров птеранодон с размахом крыльев до четырех саженей; вот новый представитель динозавров трицератопс – сказочное чудовище с саженной головой, двумя громадными рогами на лбу, тупым рогом на носу и острым клювом на верхней челюсти, а рядом – свирепый мегалозавр. Вот игуанодон, бронтозавр и другие травоядные динозавры; они медленно двигаются в чаще растений, вспугивая бродящих здесь с важным видом птиц – зубастых гесперорнисов; вот, наконец, фороракос, гигантская птица, голова которой превосходила голову лошади, и еще более крупный бронторнис – он достигал двух саженей высотой, – нападающий на одного из динозавров.
Профессор долго наблюдал, как земля покрывалась зеленью настоящих пальм и современных растений. Рядом с исчезнувшими видами он узнал живущие поныне ивы, клены, вязы, дубы, фиги, магнолии и многие другие деревья. Но животные заметно не изменились. Только там и сям рядом с ихтиорнисами и апаторнисами, зубастыми птицами величиной с голубя, замечал он и настоящих, беззубых птиц.
Но вот показалась группа маленьких, жалких мышеподобных животных из отряда сумчатых, и затем все исчезло…