Профессор изумленно протер глаза. Со всех сторон его окружал глубокий мрак. Он ничего не видел, не слышал, и мысль его, невольно возвращаясь к игре фантазии, остановилась на только что виденных во сне животных, родственных нашим кенгуру. Это были млекопитающие мелового периода – весьма несовершенные, жалкие в сравнении с позднейшими, но все же превосходившие по своей организации тогдашних позвоночных, кладущих яйца. Род их, благодаря все возраставшей сухости атмосферы, постепенно укреплялся, тогда как созданным для влаги пресмыкающимся каждая незначительная перемена в этом направлении приносила неминуемую гибель. Выживали лишь наиболее выносливые, но и те в конце концов вырождались.
Некоторые же, благодаря неистощимой жизненной силе, дремавшей в них, еще раньше приспособились к новым условиям и примкнули к крылатому царству. В нынешней пестрой пернатой толпе трудно узнать потомков самой древней птицы, с огромным хвостом, появившейся еще в юрском периоде и известной под названием археоптерикса. Эта «первоптица» являет собой как бы переходную ступень между ящерами и птицами; она полуптица-полупресмыкающееся, подобно тому, как находящийся с ней в родстве компсогнат, скачущий динозавр юрского периода – еще пресмыкающееся с признаками птиц, а ихторнис и гесперорнис – уже птицы с признаками пресмыкающихся.
В меловой период были, вероятно, и другие млекопитающие, так как в эоцен, которым начинается кайнозойская эра, мы их видим уже очень много. Профессор однако не видел этих других, но он знал, что никто пока не нашел их в меловых пластах.
Грезы наконец рассеялись, и профессор вернулся к действительности. Он проспал весь меловой период.
Часть 2
Глава 1
Открыв глаза, профессор Браннич увидал вокруг себя магнолии, камфорные и коричные деревья. Великолепная драцена пряталась в тени огромного дуба, за которым зеленели акации и можжевельник. Здесь было смешение всевозможных растений, свойственных в настоящее время разным климатам. Здесь были растения Италии, Гренландии и недоступных нам полярных областей. Солнце сильно палило. В воздухе не ощущалось ни малейшего ветерка, на небе ни единого облачка.
– Где лорд? – спросил профессор Станислава.
– Он ушел в лес, очень грустный и недовольный.
– Что с ним?
– Он выследил стадо каких-то пасущихся животных и выходит из себя, что не захватил с собой ружья.
– Это меня ничуть не удивляет. И не у таких храбрецов, как наш лорд, пробудились бы здесь охотничьи наклонности. Ведь здешние животные еще не знают человека, не станут убегать от него и потому окажутся совершенно бессильными и беспомощными перед тем, кто пожелал бы их убить.
– А как же вы говорили, что тупоумные гады уступили место разумным млекопитающим?
– Конечно. Земля совершенно обновилась и усовершенствовалась, – недаром эту эпоху называют эоценом, то есть «зарей новой жизни» – но все же здешнему миру млекопитающих еще очень далеко до нашего. Правда, благодаря постоянным изменениям, они отлично приспособились к новым условиям жизни, но все же не забудь, что это первый млекопитающие и мозг их немногим больше мозга гадов.
Профессор был совершенно прав. В сравнении с нынешними млекопитающими это были жалкие существа, очень медленно продвигавшиеся по пути развития. Но все же с каждым тысячелетием мозг их увеличивался, и, что важнее всего, увеличивались полушария так называемого большого или переднего мозга, – а в связи с этим, значит, и ум животного, – за счет малого мозга, или мозжечка.
Сумчатые в эпоху эоцена играли уже второстепенную роль. Их отодвинули на задний план другие млекопитающие, которые все, за исключением нескольких переходных форм, принадлежали к существующим и поныне отрядам этого обширного класса животных. Примером такой переходной формы, такого сборного типа может служить фенакодус, соединявший в себе признаки копытных, хищных и насекомоядных. Особенно многочисленны были копытные, причем в начале эпохи преобладали непарнокопытные, а к концу – парнокопытные.
Непарнокопытные представляли собой огромное количество видов и паслись на тогдашних пышных лугах, в лесах и дубравах целыми стадами. Некоторые из этих животных были небольших размеров, некоторые же величиной с вола и даже больше. Строением тела и нравом большинство из них напоминали нашего тапира, которого смело можно считать последним представителем вымершего рода палеотериев.
Другое непарнокопытное, корифодонт, напоминало туловищем медведя, ногами же слона. В пасти его сверкали крепкие клыки. Несмотря на внешность, мало внушавшую доверие, это было самое мирное травоядное животное.
В средние века эоцена условия для развития млекопитающих были в Европе не вполне благоприятными, но в Америке последние представляли уже в то время большое количество видов. В Северной Америке жили тогда самые интересные животные, которых когда-либо знала земля: диноцеры и тиноцеры. По величине они мало уступали слонам, но отличались исключительным среди позвоночных строением черепа. Мозг их был очень мал, и они были воплощением глупости, дикости и неуклюжести.
В конце эоцена млекопитающие появились в больших количествах и на наших материках. К первым хищным животным, креодонтам, из которых некоторые достигали внушительных размеров и являлись сильными и жадными животными, присоединились представители семейств, известные и теперь, а именно – представители собак, хорьковых и вонючек, а также кошек, хотя последние играли еще второстепенную роль. Предки полуобезьян – лемуров – и обезьян, так называемые пахилемуры, нарушали порой ночной покой обитателей лесов. Но господствовали на материках парнокопытные, из их многочисленных родов и видов добрая половина принадлежала к роду аноплотериев и ксифодонтов. Первые представляли собой неуклюжих созданий с большим хвостом и равнялись по величине оленю; вторые, напротив, были необыкновенно стройны и грациозны и напоминали газель.