И сколько в наш век таких недалёких — видимо невидимо, вон пожалуйста, чтоб далеко не ходить, Краймен Веллен — псих психом, с ним, Фраем, мы определились, подозрительность и мнительность не давали жить спокойной жизнью, везде, особенно после того банка, ему являлись знаки и предвестия, что ещё тут скажешь, на пути к расстройству психики, Фрай это знал, шестое чувство здесь не подводило, давало понять, что немного в сторону и проблем не оберёшься, поэтому не мудрено было опешить с этих чертей из табакерки и надписей, демонов из преисподней и других знамений.

Холодный ветер как некстати хлёстко ударил по лицу, прохожих почти не было, пройти оставалось несколько домов и Фрай, накинув капюшон, засеменил дальше. Квартиру Слевен сняла посуточно, делая расчёт на местоположение близкое к их жилью, гараж светить было нельзя — это пристанище на ближайшие дни перекантовки. В целях безопасности Краймена решено было с собой не брать, дабы нигде не засветиться, слишком безлюдно было на улице. Дойдя до нужной двери Фрай потянул ручку и оказался внутри. Слевен оставила предоплату агенству, сотрудники дали адрес, оставили ключи до востребования по паспорту у консьержа. Взяв их герой поднялся на второй этаж, щелкнул замком и попал внутрь — квартирка была однокомнатной, потесней их обиталища. Габариты сейчас не интересовали, Фрай подошёл к окну, минут десять было в запасе, можно отписаться Дженкинсу и немного перекемарить. Ночь опять была бессонной, теперь ему снились заброшки, вернее катакомбы. Пускай сон был не памятным, точнее не ярким, кое-что из него запомнилось, скорее вгрызлось в глубины памяти. Структурно всё было завязано на бездне, которая уходила вниз на сколько хватало зрения. Очевидным было намерение бросить в неё камень, но Фрай не бросил. Диаметр воронки был равен метрам семидесяти, спуск был по краю, запомнились камеры… И да, Фрай запамятовал, но что-то отчётливо всплывало в его омутах, камеры были пустыми. В округе доносилось эхо, оно было бесконечным, оставалось только догадываться о возможной глубине нахождения Фрая, так и о глубине ещё возможного спуска. Поддельная претенциозность витала в воздухе, зазывала ветром свистящим, словно в гигантский свисток. Вот пожалуй и всё, единственное что оставалось, так это пытаться понять о чём твердила эта червоточина. Царствие Аида или теней бросало вызов самому людскому естеству, зазывало, фонило, и желание понять гомон было поболее желания покинуть навсегда этот оплот боли. Под утро, когда сон не был явным, эхо обернулось круговертью, торнадом из покинувших этот мир людей, простившихся с Фраем, их полёт в круговерти пустоты был прощальным, в этот раз звуков не было, молчание было громким, и да, именно громким и трагичным, а эти люди из прошлых жизней едва заметно кивали, отдавали честь, что-то нечленораздельно произносили, их уносило дальше и не в верх а, что ни на есть низ, каждый сыграл ту или иную заметную роли в жизни героя, ушедшие сменялись ещё живыми, те же в основном пытались оставить какой-то постскриптум, определённо зная поболее Фрая. Здесь были все: от родителей до одноклассников, подельники — те с кем начинал свои первые афёры, всё это ощущалось почти тактильно, Фрай просто знал, что это ОНИ, и знал — новая страница жизни так или иначе меняет прежнюю. С этой внутриутробной мыслью он и встретил утро.

Наваждение пронеслось по больному подсознанию комом, Фрай отошел от окна и устроился в кресле у противоположной стены. Дженкинс не заставил себя долго ждать, в дверь почти поскреблись, но и тут Фрай не удивился, на что-то подобное он и рассчитывал. Открывая дверь, первой мыслью была:

«А он меня не съест?»

Вес за 260 фунтов сразу бросился в глаза, и неудивительно, ведь Фрай был худым, тоньше среднестатистического американца. С этой данностью он и в армии отслужил, не меняя своего телосложения. Если значение это было в килограммах около восьмидесяти девяти и средним для Америки, то для Фрая оно значилось восьмидесятью. Он придирчиво питался и садился на диеты, в общем был спортивного телосложения.

«Прошу к нашему шалашу», — Фрай не удержался от издёвки, думая, что Дженкинс круглый осёл. Он поспешил закрыть за ним дверь и направился к кровати дабы лечь, но в последний момент передумал.

«Это всё гангстерские замашки, чем я лучше Краймена Веллена, если позволяю себе такие вольности».

Наш герой любил приурочить крепкое словцо к соответствующей обстановке, знал как хорохорятся преступники, общаясь в этих омутах, жаргоны тоже без внимания не оставались. Однако сдерживающим фактором была Слевен, умевшая заткнуть за пояс встречными сменами тем. Каким-то образом она оговаривала и обговаривала его, заставляя чувствовать себя простаком. После нескольких таких притирок характерами, Фрай больше не сыпал жаргонизмами, оставляя их вишенкой на торте в различного рода словесных распрях.

«Спасибочки, вот уж не ожидал, что лично доведётся встретится с такими легендами. Нил намекнул мне, что вы и есть тот самый прогрессор, выполняющий для него любую работу в кратчайшие сроки.»

«Да уж, сроки не самые большие мягко говоря, а вы как считаете?»

«Можно на «ты?»

Дженкинс устроился напротив Фрая в кресле, он явно был в смущении, краснел, потел, тем самым заставляя даже такого матёрого преступника как наш герой, почувствовать некое послабление в настрое. Шла притирка, и каким-то образом Фрай почувствовал некоторые перемены своего намерения насолить этому и без того богом обиженному человеку. Поэтому он ответствовал:

«Как прикажите».

«По срокам я не в курсе, были у нас некоторые затруднения с Нилом, но мы с общего, так сказать, решения пришли к единому знаменателю».

«Ну и отлично, если так, надеюсь обиженный никто отсюда не уйдёт».

Дженкинс испуганно заморгал на Фрая:

«Обиженным… Что вы…»

«Не берите на счёт — шутка… Где то прочитал… Я Фрай, а вас звать Дженкинс, так?»

«Он самый, прошу прощения за въедливость и дотошность, но я всё-же люблю просчитывать ситуации, не скажите, по вашему мнению, у нас большие шансы на успех данной операции?»

«Хех… Как бы это выразиться, чтобы подспудно не загнать тебя в ещё больший ступор, особенно в теперешних реалиях».