По прибытии людям приказывали оставить багаж на платформе и выстроиться в шеренги по пять человек – мужчины с одной стороны, а женщины и дети с другой. Их разделяли всего несколько ярдов, но любого, кто пытался покинуть свое место, охранники СС избивали и возвращали в его колонну. По воспоминаниям одного из эсэсовцев, на платформе «были душераздирающие сцены прощания. Мужей разлучали с их женами, матери в последний раз махали на прощание своим сыновьям» ²³. Затем врачи СС начинали отбор годных к работе. У крепких мужчин в возрасте до 40 лет были самые большие шансы быть выбранными для рабского труда. Матери с детьми, как правило, не подходили, то же относилось и к слабым или болезненным на вид людям. Бывший охранник вспоминает, что в ноябре 1942 года «среди мусора, брошенного прибывшими узниками, был найден кричащий ребенок. Мать ребенка, очевидно, оставила его в надежде, что тогда ее выберут в рабочую команду и не отправят в газовую камеру. Один из эсэсовцев, разозленный криками, забил младенца насмерть» ²⁴.

Тех, кого отобрали для газовых камер, часто погружали в грузовики, годные к работе маршировали к лагерю для мужчин или женщин, где им наносили татуировку с номером ²⁵. С этого момента они были уже не людьми, а предметом потребления. Регулярно тех, кто больше не мог работать, убивали с помощью инъекций или отправляли в газовые камеры. Нормы отбора с каждым месяцем менялись. Иногда все прибывшие отправлялись прямиком в газовые камеры. Большинство женщин и практически все дети были обречены на смерть. На основе данных о 329 транспортах, численность которых можно восстановить, один из исследователей подсчитал, что в среднем 74 % прибывавших евреев отправлялись в газовые камеры, в то время как около 26 % оставляли в живых для принудительного труда на промышленных предприятиях, таких как И.Г. Фарбен (IG Farben) ²⁶. Продолжительность их жизни также была коротка. Согласно оценкам, большинство из них умирали через три-четыре месяца вследствие голода, истощения и жестокого обращения ²⁷.

Есть свидетельства выживших членов еврейской зондеркоманды, а также эсэсовцев, которые работали в газовых камерах и крематориях, о том, что происходило дальше. Жертв, отобранных для газовых камер, приводили в большую раздевалку. Здесь дружелюбным голосом им говорили, что они должны вымыться и пройти дезинфекцию, чтобы не допустить эпидемии в лагере. После этого их обещали отвести в бараки и дать горячий обед. Члены еврейской зондеркоманды давали им указания повесить одежду и запомнить номер вешалки, чтобы они смогли найти свои вещи, когда вернутся из душа. Еврейские «помощники» объясняли свое вынужденное сотрудничество в этом аппарате уничтожения тем, что они избавляли жертв от ненужного страха и страданий. Женщины, дети, старики и больные раздевались первыми, а также первыми заходили в комнату с большой вывеской «Душевая комната», написанной на нескольких языках. Душевая вмешала до двух тысяч человек. Затем заходили мужчины, и толстая дверь закрывалась. Находившиеся внутри слышали, как запирался тяжелый засов. Должно быть, именно в этот момент несчастные жертвы, обнаженные мужчины и женщины, прижатые друг к другу, начинали понимать, что что-то было не так. Раздавались крики и удары в дверь. Некоторые жертвы обычно замечали, что крышки вентиляционных отверстий в потолке сняты. Через эти отверстия эсэсовцы в противогазах высыпали содержимое банок «Циклон Б». Гранулы этого пестицида (синильная кислота, обычно используемая для дезинфекции) выделяли газ и делали свое смертоносное дело ²⁸.

Циклон Б должен был действовать быстрее и результативнее, чем окись углерода. Он был испытан на советских военнопленных и оказался эффективным. Более того, для осуществления массовых убийств в Освенциме применение выхлопных газов двигателя внутреннего сгорания не представлялось возможным. Вероятно Рудольф Хёсс, комендант Освенцима, решил, что применение Циклона Б приводило к практически мгновенной и безболезненной смерти ²⁹. Однако в своих мемуарах Хёсс пишет, что только стоявшие рядом с вентиляционными отверстиями, через которые высыпали яд, около одной трети, «умирали сразу же. Остальные шатались и начинали кричать и задыхаться… Кричавшие, а также старые, больные и слабые, и маленькие дети умирали быстрее, чем молодые и здоровые» ³⁰.

Рассказы свидетелей похожи. Член еврейской зондеркоманды, который выносил трупы из камеры, вспоминал, что «на их лицах можно было видеть боль, вызванную удушением» ³¹. Еще один «рабочий еврей» так описывал ужасное зрелище, когда зондеркоманда открыла дверь: «Можно было найти людей, глаза которых вылезли из глазниц, поскольку их организм боролся. У других кровь шла отовсюду, или они были перепачканы своими собственными экскрементами или экскрементами других людей… Некоторые тела были красными, другие – очень бледны, поскольку все реагировали по-разному. Но все они мучились перед смертью» ³². Миклош Нисли, еврейский врач, который обслуживал персонал крематория, также осматривал место, когда открывали дверь. «Я чувствовал, что это был мой долг перед моим народом и перед всем миром дать подробный отчет о том, что я видел, если когда-нибудь благодаря чудесному капризу судьбы мне удастся спастись». Д-р Нисли сообщал, что тела лежали друг на друге. Газ сначала заполнял нижний слой воздуха, из-за чего жертвы наступали друг на друга, чтобы подняться на несколько футов выше и попытаться спастись от газа. «Какая, должно быть, это была борьба за жизнь!» – писал он ³³.

Затем другая еврейская команда принималась за работу. «Дантисты» разжимали рты мертвых, чтобы извлечь или вырвать золотые зубы и протезы. Вместе с другими ценностями, такими как цепочки и обручальные кольца, они собирали около 18–20 фунтов золота ежедневно. Затем «парикмахеры» состригали женские волосы и упаковывали их в мешки. И, наконец, команда по кремации грузила тела на металлические ручные тележки и толкала их к печам крематориев. Было четыре крематория, каждый – с несколькими печами. Это означало, что ежедневно можно было кремировать несколько тысяч трупов. Чтобы сжечь тела, требовалось 20–30 минут. Пепел грузили в грузовики и использовали как удобрение или сбрасывали в реку Висла и соседние пруды ³⁴.

Летом и осенью 1944 года истребление нескольких сотен тысяч венгерских евреев перегрузило систему. Проблемой стала нехватка Циклона Б, а крематории не справлялись с большим количеством трупов. Поэтому для сожжения тел были сооружены несколько погребальных костров на открытом воздухе. Как утверждал бывший узник Герман Лангбейн, который был писцом и стал ключевым свидетелем на Освенцимском процессе 1963–65 гг., был по меньшей мере один случай в 1944 году, когда живых еврейских детей бросали в огромные костры. Другой свидетель утверждал, что видел, как несколько грузовиков, где было примерно 500 детей, подъехали к горящей яме и сбросили туда детей. Сначала были слышны крики, затем наступила тишина ³⁵. Еврейская заключенная д-р Элла Лингенс также видела, как маленьких детей живьем бросали в погребальный костер ³⁶. Как утверждается, приказ об этой «мере по экономии времени и газа» был отдан комендантом лагеря Хёссом ³⁷.

После того как Хёсс снова возглавил Освенцим в 1944 году, он заставил весь персонал лагеря подписать данное заявление:

Это заявление – одно из многочисленных доказательств ложности утверждения освенцимских обвиняемых во время послевоенных судебных процессов о том, что они не знали о массовых убийствах евреев в Освенциме.

Медицинские опыты на узниках, с которыми обращались как с подопытными кроликами, проводились во многих концентрационных лагерях. Но те, что проходили в Освенциме, получили особую известность благодаря участию печально известного Йозефа Менгеле. Обладая докторской степенью в области антропологии и медицины, Менгеле особенно интересовался однояйцевыми близнецами и своими экспериментами пытался доказать генетическое происхождение расовых и социальных различий. В мае 1943 года Менгеле стал главным врачом цыганского лагеря в Освенциме ³⁹. В дополнение к этим обязанностям, у Менгеле была масса времени, чтобы заниматься своими научными интересами. Он изучил примерно 250 пар близнецов, а также проводил морфологические исследования и опыты с рентгеновским излучением. Многих из его объектов затем убивали инъекцией фенола в сердце, после чего производили вскрытие. Другой исследовательский проект Менгеле включал в себя изучение наследственных факторов в цвете глаз. Миклош Нисли, венгерский патологоанатом, который работал в крематории, но также должен был ассистировать Менгеле в его экспериментах, вспоминает, что однажды целая семья из восьми человек была убита, чтобы отправить их гетерохроматические глаза в Институт антропологии имени кайзера Вильгельма в Берлине для дальнейшего изучения ⁴⁰.

Менгеле, состоявший в звании гауптштурмфюрера СС, был типичным нацистским ученым, человеком без моральных принципов. Его готовность убивать своих подопытных, чтобы получить доступ к их органам, согласуется с его репутацией одного из самых фанатичных и безжалостных врачей СС, выполнявших селекцию на железнодорожной платформе. Парадоксально, но Менгеле также мог проявлять и доброту, особенно – к цыганским детям. Он организовал прекрасно оборудованный детский сад и лично приносил им игрушки и конфеты. Выживший германский цыган свидетельствовал на судебном разбирательстве 1973 года, что Менгеле организовал специальный рацион для некоторых пациентов с дифтерией, чем спас их жизнь. Еще несколько заключенных дали подобные показания на Освенцимском процессе ⁴¹. Как утверждается, другие нацистские убийцы проявляли такую же смесь жестокости к большинству своих жертв и доброты к нескольким избранным. Кажется, сострадание и жестокость могли сосуществовать в одном и том же человеке. По мнению Цветана Тодорова, эта «противоречивость поведения» была присуща всем охранникам ⁴².

Рудольф Хёсс служил в концентрационных лагерях Дахау и Заксенхаузен перед тем, как принял должность коменданта Освенцима в мае 1940 года. Он оставался там до ноября 1943 года, а после нескольких месяцев работы в Главном административно-хозяйственном управлении СС в Берлине Хёсс возобновил командование в середине 1944 года. В своей автобиографии, написанной в польской тюрьме в 1947 году, Хёсс рассказывает, что вырос в семье с глубоко религиозной атмосферой. Его отец был преданным католиком, который воспитал своего сына на строгих военных принципах. Его учили «слушаться всех взрослых» и с самого детства бороться с любыми «признаками мягкости». Служив солдатом в Первой мировой войне, Хёсс вступил в один из фрайкоров, военизированных подразделений, которые боролись с коммунистами в Балтийском регионе, Руре и Верхней Силезии. «Я снова обрел дом и чувство безопасности среди моих товарищей». Хёсс также участвовал в убийстве «предателя» в их рядах, в результате чего в 1924 году был приговорен к тюремному заключению сроком на 10 лет. Будучи членом нацистской партии с 1922 года, Хёсс поступил на службу в СС в 1934 году и вскоре после этого получил назначение в Дахау. «Для меня речь просто шла о том, чтобы снова быть активным солдатом, возобновить мою военную карьеру». И отсюда его карьера пошла в гору ⁴³.

Хёсс не был садистом, подчеркивает его биограф Иоахим Фест. «Среди его наиболее выдающихся черт было строгое следование долгу… и наконец явная приверженность моральным принципам, необычайная склонность подчиняться строгим приказам и чувствовать над собой власть… Именно это моральное желание, столь же сильное, сколь и произвольное, и сделало Рудольфа Хёсса подходящим материалом для требований тоталитарной этики, потому что она содержала все, что он искал: простые формулы, незамысловатое представление о добре и зле, иерархию обычных норм, ориентированную в соответствии с военными категориями, и утопию». Поначалу ему сложно было проявлять грубость или наблюдать за казнями. Однако благодаря «непрерывному процессу ожесточения он стал тем типом хладнокровного и абсолютно равнодушного убийцы, для которого были важны лишь поставленные объективные цели, а убийство ничего не значило». В 1944 году он сказал товарищу, что уже давно перестал испытывать человеческие чувства ⁴⁴.

Хёссу удалось разграничить руководство массовыми убийствами и личную жизнь. Он полностью посвятил себя семье, особенно детям. Психиатр Роберт Джей Лифтон говорит о существовании двух «я», или «раздвоении» личности, в подобных ситуациях. Было освенцимское «я», которое позволяло таким людям, как Хёсс, исполнять свои обязанности в окружающей обстановке, так сильно отличавшейся от ценностей, в которых их воспитывали, и второе, более важное «я», которое было ему необходимо, чтобы по-прежнему считать себя хорошим мужем и отцом ⁴⁵. Поэтому «раздвоение» служило механизмом, позволявшим избегать чувства вины. Вполне вероятно, что этот постоянный разрыв между эмоциями в кругу семьи и недовольством ежедневной рутиной, между идиллией тихих вечеров дома и ремеслом палача не мог пройти совсем без осложнений. Возможно, порой подсознание восставало против навязанного раздвоения личности ⁴⁶. Но в целом он справлялся с этим двойным существованием довольно неплохо.

Когда тюремный психиатр Голденсон спросил Хёсса, не расстраивало ли его убийство стольких людей, тот ответил: «Я думал, что поступаю правильно… Не знаю, что вы подразумеваете под расстройством из-за этого, потому что я лично никого не убил». На вопрос, преследуют ли его мысли об отравленных газом и сожженных трупах, он ответил: «Нет, у меня не бывает подобных фантазий» ⁴⁷. Когда летом 1941 года он получил приказ от Гиммлера подготовить базу для массовых казней, как он вспоминал, «причины программы уничтожения казались мне правильными. Я не размышлял над ними тогда: мне был дан приказ, и я должен был его выполнить. Относительно того, было ли массовое истребление евреев необходимо или нет, я не мог позволить себе составить собственное мнение, поскольку мне недоставало необходимой широты взглядов». «Основные приказы», полученные от Гиммлера и изданные от имени фюрера, были священны. «Они не допускали ни обсуждения, ни возражения, ни толкования…То, что приказывал фюрер, а в нашем случае его заместитель, рейхсляйтер СС, всегда было правильно» ⁴⁸.

Хёсс гордился своим эффективным управлением фабрикой смерти. С удовлетворением успешного организатора он отмечал, что вместимость газовых камер в его лагере в десять раз превышала вместимость газовых камер Треблинки ⁴⁹. Хёсс был талантливым инженером смерти. Он считал евреев «врагами своего народа», но, как он подчеркивал: «Я никогда лично не испытывал ненависти к евреям». Он с отвращением смотрел на погоню за сенсацией отвратительной газетенки Штрейхера «Дер Штюрмер». «Эта газета причинила много вреда. Вместо серьезного служения антисемитизму она принесла много зла» ⁵⁰. Безразличный к участи сотен тысяч убитых за время его пребывания на посту, Хёсс жалел себя, поскольку ему пришлось нести бремя главного палача. Ему пришлось увидеть саму смерть через смотровое отверстие газовой камеры. «Поверьте, не всегда было приятно видеть эти горы трупов и чувствовать запах постоянной гари»⁵¹. Подобная сентиментальность не спасла его от виселицы. Осужденный польским судом, Хёсс был повешен в Освенциме, на месте своих преступлений, 16 апреля 1947 года. Его тело кремировали, а прах развеяли над рекой Сола, расположенной рядом с лагерем ⁵².

Заместитель Хёсса, Роберт Мулка, был еще более твердым человеком, у которого, кажется, не возникало сомнений относительно своей работы на фабрике смерти Освенцим. Он добровольцем вступил в Ваффен-СС в 1941 году в возрасте 46 лет. Германский суд, который рассматривал его дело, пришел к заключению, что Мулка был надежным членом команды Освенцима. Четырежды Мулка нес службу на платформе, и поэтому был признан виновным в соучастии в убийстве по меньшей мере трех тысяч человек. Однажды, когда Мулка руководил операцией на платформе, ему сообщили, что «эта свинья», член еврейской «железнодорожной команды» (которые переносили багаж новых жертв), разговаривал с прибывшими евреями. Вслед за этим Мулка отдал приказ: «Прикончи его, уже поздно». Затем два эсэсовца забили заключенного дубинками насмерть. Мулка был приговорен к 14 годам тюремного заключения ⁵³.