– Не догадаются, что это диверсия? – спросил я.

– Нет. Будет похоже на обычный отказ.

– Годится, – одобрил Пятерня.

Чудом не нарвавшись на проходившего мимо крестьянина, мы обогнули элеватор ещё раз. Пятерня сообщил Бете, что мы на месте. Не прошло и минуты, как полицаи насторожились, один из них заглянул под трубу транспортёра – она проходила едва в полутора метрах от земли, зерновозку почему-то загружали не сверху, как на Земле, а снизу. Полицай поманил напарника, они подлезли под транспортёр и скрылись на другой стороне. Пятерня, а за ним я, бросились к кораблю. Клон не тратил даром ни секунды. Откинув продолговатую крышку на днище зерновозки, он дёрнул наружу изогнутый рычаг ярко-красного цвета, и пандус начал открываться. Пятерня быстро повернул рычаг обратно. Пандус замер.

– Полезай! – скомандовал клон, подталкивая меня в открывшийся проём. Я торопливо лёг животом на край, подтянул себя внутрь и, развернувшись, подал руку. Несколько секунд – и Пятерня оказался на пандусе. Сквозь урчание механизмов я услышал, как один из полицаев вызывает кого-то по комлинку:

– Каят, подойди на стоянку, проклятый дройд опять вырубился и не перезапускается.

– Посторонись! – Пятерня нажал аварийную клавишу на комингсе возле гидроцилиндра привода, закрывая пандус снова.

– Похоже, у них отказы дройдов в порядке вещей, – заметил я.

– Неудивительно. Ты видел, в каком он состоянии? Весь ржавый, суставы в потёках… Бета, для тебя останется место в отсеке, когда сложатся опоры?

«Тут мы все трое поместились бы, – долетел ответ дройдессы. – За меня не беспокойтесь, в космосе открою створку и вылезу».

Пока мы с Пятернёй искали укромное местечко, стих шорох сыплющегося зерна, затем выключился внутренний транспортёр, подающий груз наверх бункера. Я, наконец, сообразил, чем вызвана такая конструкция корабля. Должно быть, он мог грузить зерно прямо с уборочных машин, на которые громоздить собственные конвейеры неразумно – лишний вес. В нижней части, для удобства опорожнения, бункер имел скошенные стенки. Вот между ними и корпусом мы и устроились. Вскоре залязгал отсоединяемый зернопровод, послышались неразборчивые голоса членов экипажа, и, наконец, по корпусу передалась неприятная вибрация включённых генераторов.

«Вижу внизу цепь штурмовиков на подходе к площадке», – доложила Бета, и тут же ещё один лязгающий звук возвестил, что посадочные опоры убраны, и люки их закрыты. Каботажник летел, и останавливать его, кажется, никто не собирался.

– Полдела сделано, – сказал я. – Что-то будет на станции? Как думаешь, Пятерня, наши физиономии уже в деках всего имперского командного состава в системе?

– Нет. Я успел потолковать с секретарём, записи видеоконтроля хранились только в его рехене. Оттуда они ничего уже не извлекут, электромагнитная граната.

– Я бы не сообразил.

– Естественно, ты ведь не рейдовик. Нас специально натаскивали по мерам противодействия.

Рыча и вибрируя, зерновоз покидал атмосферу. Спутник слежения не умел рассчитывать траектории, он гнал «сырую» информацию, зато Бета – умела. Дройдесса утверждала, что до грузового орбитального терминала мы доберёмся примерно за тридцать пять минут. Я надеялся, что за это время в межкорпусном пространстве не станет слишком жарко. Корабль, очевидно, двигался днищем к светилу и ощутимо нагревался его излучением. Пятерня посоветовал мне залезть глубже, за горловину бункера. Там, действительно, оказалось прохладнее, и всё равно, к тому моменту, когда зерновозка развернулась, чтобы совершить посадку на станцию, термометр на моей руке показывал 35.3, а датчики брони Пятерни почти 39 градусов по стоградусной шкале. Стук, лязг, затем какие-то скрипы, и каботажник замер на своих опорах.

«Командир. У нас неприятности, – раздался в комлинке голос Беты. – Корабль находится на наружной обшивке терминала».

– То есть, в ангар не полетим? – растерялся я.

«Похоже, что нет. Горловина бункера подключена к выходящей наружу трубе. Считаю, будут разгружаться прямо здесь».