Сержант передал Ахметову флягу со спиртом, перетянул жгуты на ноге у командира. Обхватил рану пальцами, чтобы до краев наполнить ее спиртом.
— Лей, — приказал Ахметову.
Ахметов осторожно отлил спирт. Образовалась кровавая смесь. Пахомов выбрал смесь тампоном. Они повторили процедуру. Сержант затянул рану бинтом. Глянул на лейтенанта.
Речкин лежал с закрытыми глазами. На лбу выступили крупные капли пота.
— Все, лейтенант, отдыхай, — сказал сержант.
Какое-то время Речкин оставался в напряжении. Слышал, как Ахметов протер ему лицо, как вползали и выползали разведчики, о чем-то перешептываясь. Потом он забылся. Вновь открыл глаза. Ему показалось, прошли минуты. Он приподнял голову, увидел все ту же белесую мглу, пики островерхого тростника. Шевельнулся. Боль тут же напомнила о себе. Он застонал. Над ним склонился Пахомов. Широко раскрытые глаза увидел лейтенант, заросшие щетиной щеки, синие крапинки пороховой гари на лбу, крупный мясистый нос, крутой, перепаханный морщинами лоб.
— «Рамы» нет? — спросил лейтенант.
— Как не быть, весь день кружила.
— День? — удивился Речкин.
— Ну, да, — подтвердил Пахомов. — Ты как заснул, тут она и загудела. Туман, должно быть, низинный.
— Который час? — спросил Речкин.
— Без семи восемь, лейтенант, — ответил сержант. — Вечер.
Вечер…
Значит, проспал он весь день. Кружил самолет. Их все еще ищут.
— Давно стихло? — спросил он.
— Четверть часа назад, — сказал Пахомов.
— Я что, без сознания был?
Он снова шевельнулся, вновь ощутил боль. Болело в бедре, отдаваясь в пах и низ живота. Речкин внимательно прислушался к боли. Времени прошло достаточно. Если бы началось заражение, сейчас бы по всему телу полыхало. Жара, судя по всему, не было. Лихорадило, он мерз, но это скорее всего от потери крови.
— Человек, если без сознания, он как мертвый, — объяснял Пахомов. — А ты, лейтенант, спал.
— Где Ахметов, ребята?