— Сытый мутант есть людей не станет, хотите вы сказать? — уточнил Славомир Костич. — Всё верно. Только мутанты практически не бывают сытыми. И в том немалый риск для их исследователей.
Ох, как сильно кипел пан Щепаньски! Он, конечно (положа руку на сердце), был и сам не совсем уж прав. Да-да (не при нём будь такое сказано). С самого отъезда из Брянска кто как не заносчивый пан Кшиштоф пытался «доставать» ненавистных русских? Причём грубо, без каких-либо «тонких недосказанностей», которыми природные аристократы часто маскируют от недалёкого плебса подлинное к нему отношение.
Щепаньски позволял себе недвусмысленно оскорблять воинскую охрану — и наверняка ждал, что ответить ему не посмеют, будут терпеть и утираться. Но ответ пришёл. И не от полковника Снегова — тот даже не снизошёл до диалога. Поляка в одиночку «обломал» капитан Суздальцев, и сделал это красиво.
Правда, красиво: уж Йозеф Грдличка такое оценить способен. История трагической гибели Польши, рассказанная дремлющему русскому солдату — каково? Сочувственный текст, исполненный изящно скрытых намёков, бьющих польского аристократа наповал!
Да, признаем честно, Йозеф Грдличка многим обязан пану Кшиштофу. Настолько многим, что давно и заранее принял его сторону во всех совместных кампаниях на десятилетия вперёд. Настолько, что вынужден прибегать к унизительному заискивающему тону — и только потому, что пану Щепаньски такой тон по сердцу. Но!
Но господин Грдличка — учёный-естественник. А естествознание приучает к трезвости. Объективная методология — не чета мутной гуманитарщине — заставляет отвечать за свои мнения. И не перед кем-то там — перед самой Природой!
Как естественник, Йозеф не путается в субъективных оценках событий и признаёт объективную победу тактики капитана Суздальцева. Но, как природный дипломат — никому не скажет о своих заключениях. Противника уважай, даже восхищайся его способностями — но никогда ему не подыгрывай.
В вопросе же определения противника мудрый Йозеф — не только дипломат, но отчасти снова естественник: обязательства перед Щепаньски он подкрепляет объективными основаниями. Там уже — ничего личного, одна география. Да, все мы славяне. Но некоторые живут западней.
Учёные-естественники не чужды утончённой духовности. Только находят для неё надёжные природные основания. Кто верует в эволюционную теорию, только тот верует научно. Ибо — знает! А кто знает о мутационной изменчивости, тот воистину боготворит Природу!
Йозеф Грдличка давно знал, давно верил и благоговел.
И вот сподобился узреть знамение.
В ранний утренний час, когда сон сморил даже неутомимого рассказчика Суздальцева, не говоря уже о слушателях — Йозеф и думать не гадал, с чем столкнётся. А столкнулся — с мамонтом. С ископаемым животным, но — живёхоньким. Причём наяву.
Хотя мог и проспать. Спасибо — разбудил младший коллега. Один из тех, кого господин Грдличка отправил покараулить снаружи, не видно ли сзади третьего БТРа — того, с близнецами-словенцами. Отправил в пронизывающий холод октябрьской ночи — и только ради успокоения пана Щепаньского. Начальник экспедиции желал знать, куда девались его люди — и имел на то полное право.
Карел Мантл свои полночи проторчал на броне впустую — и уступил вахту Братиславу Хомаку. А уж Братислав и разбудил Йозефа Грдличку при встрече с мамонтом. К тому моменту рядовой Чуров — один из солдат, дежуривших рядом с Хомаком — уже спустился, чтобы разбудить капитана Суздальцева (но первым всё-таки вскочил полковник Снегов).
— Учитель! — тормошил Грдличку перепуганный Братислав. — Там живая гора!!! Стоит вровень с высокими елями… — короче, нёс околесицу.
В тот же момент Чуров докладывал полковнику о встрече с мамонтом. Всё чётко, по делу, без истерики. (Так кому же из них стоит носить звание учёного-антрополога?). Мамонт высотой до восьми метров появился из лесу, агрессии пока не проявляет…
— Стой, машина! — Снегов с ходу скомандовал водителю. И Чурову:
— Огня не открывать, животное не провоцировать! Пропускаем!
— Слушаюсь, мой полковник!
Потом антрополог Йозеф Грдличка до половины высунулся в люк и широко распахнутыми глазами провожал волохатого исполина с витыми бивнями. А полковник Снегов через другой люк выбрался на броню и давал солдатам новые указания: