— Конечно, — попыталась улыбнуться Лара, но улыбка вышла жалкой и вымученной. Она трясущимися руками собрала распечатки для студентов и вышла в коридор. Голос разума внутри неё взывал к здравому смыслу, приводя справедливые доводы: «Откуда ты знаешь, зачем тебя зовут? Рано волноваться! Вдруг это вообще по другому вопросу?», но интуиция не слушала его и дико выла в углу, истерично повторяя: «Нам пиздец! Нам пиздееец…»
Лара не помнила, как провела занятие: в голове шумело и голоса студентов словно доносились откуда-то издалека. В какой-то момент ей стало так дурно, что она едва не потеряла сознание, но вовремя успела ухватиться за стол и сесть. Немного отпустило, и Лара смогла продолжать урок. В кабинет завкафедрой она вошла на негнущихся ногах и прислонилась к стенке, потому что боялась упасть.
— Садитесь, — предложила пани Ярковска, и Лара благодарно опустилась на стул.
Разговор велся на английском, но почему-то все английские слова вылетели у нее из головы и она выдавила из себя чешское «декуйи».
— Хотите на чешском говорить? — подняла одну бровь заведующая, и Лара молча кивнула. Похоже, ей и правда уже проще общаться на чешском, чем на английском.
— Хорошо, как вам будет удобнее, — пани Ярковска помолчала, а потом извиняющимся голосом проговорила: — Мне очень неприятен наш разговор, но я вынуждена его вести, потому что информация уже вышла за пределы нашей кафедры. Один человек — не буду называть его имя — утверждает, что у вас интимные отношения с одним из студентов…
Лара почувствовала себя так, будто ей дали под дых. Перед глазами все заволокло алым.
— … есть фотография, на которой видно, как вы, прошу прощения, целуетесь со студентом второго курса Мирославом Свободой…
Вот же сука. Еще и на телефон их успел щелкнуть.
— Простите, — вдруг неожиданно твердо заявила Лара, — а какой закон я этим нарушаю? Если студент совершеннолетний и все происходит по согласию.
Пани Ярковска неожиданно смутилась. — В уставе университета на этот счет ничего не написано, — вынуждена была она признать. — Но, понимаете, у нас довольно консервативное руководство. И оно очень не любит скандалы. Если бы об этой ситуации знали только мы с вами…
— А кто еще знает? — У Лары замерло сердце.
— Этот, ну, этот человек рассказал о вашей ситуации всем преподавателям на кафедре и вдобавок написал руководству. Когда я пришла вчера на работу, уже всем было известно. Меня вызывали и просили решить с вами вопрос.
— Со мной не будут продлять контракт? — Лара задержала дыхание. Может, обойдется просто какими-то штрафными санкциями или чем-то еще не таким страшным.
— Боюсь, все немного хуже, — дипломатично ответила пани Ярковска, сочувственно на нее поглядывая. — Понимаете, вы еще и иностранка. Сегодня в социальных сетях нашего университета появилась анонимная статья о том, что русские преподавательницы специально приезжают в Чехию, совращают молодых студентов и заставляют жениться, чтобы получить вид на жительство в Европе.
— Что?! — Ларе показалось, что на нее вылили ведро мерзкой липкой жижи. Её затошнило.
— Мы, конечно, сразу этот ужас удалили, но, понимаете, кто-то ведь успел прочесть. И ваша история… Пойдут слухи, а это неприятно и для вас, и для нас.
Лара с трудом понимала пани Ярковску, она вроде что-то говорила о том, чтобы разорвать контракт по обоюдному согласию сторон… они не будут настаивать, чтобы она дорабатывала учебный год… перерасчет заработной платы за этот месяц…
— Вы хотите, чтобы я ушла сейчас? — наконец схватила главную мысль Лара.
— Да, — призналась пани Ярковска. — Поймите, я не могу этого требовать.