— Что я буду делать дальше? — эхом повторила она. — Гулять. Читать. Учить детей, живущих за границей, русскому языку.
— Вот эти твои разговоры у компьютера? Ларис, я про нормальную работу, про карьеру. Что с университетом?
— В университет я не вернусь, — твердо сказала Лара и, увидев, как мама набирает воздуха в грудь, предупредила. — Не начинай. Я уже решила.
— А как же аспирантура? — жалобно спросила мама. — Диссертация?
— «Особенности функционирования аккузатива в древнерусском языке как отражение праславянских и индоевропейских синтаксических отношений», — задумчиво процитировала Лара свою тему. — Не хочу, мам. Перегорела. Хочу такую работу, чтобы видеть её результат и понимать, что я не просто так потратила час своей жизни. В университете я этого не ощущала, там все какое-то бессмысленное. А тут дети — живые, разные, сложные. И я им возвращаю их родной язык. Это такое необыкновенное ощущение.
— Как знаешь, — устало махнула рукой мама. — Но про университет все-таки подумай. Может, хоть аспирантуру бы закончила.
А уже на пороге вдруг обернулась и негромко спросила:
— А мальчик-то этот что? Тоже тебя любит?
Из Лары словно выпустили разом весь воздух.
— Я не знаю, мам, — казалось, что она не слова произносит, а куски острого стекла из себя выплевывает. — Он не говорил.
Мама сочувственно и очень по-женски вздохнула и закрыла дверь.
В конце апреля позвонили из деканата.
— Лариса Дмитриевна, это секретарь. Тут вас спрашивают.
— Маш, я больше не работаю на факультете. Помнишь, я заходила — подписывала заявление в отдел кадров.
— Но тут парень спрашивает вас. Говорит, что он из Чехии, ну где вы работали.
Сердце пропустило удар и замерло.
— Какой-то Антонин.
Лара снова задышала. Тонда. Ничего себе! И как только её нашел? В гости к бабушке приехал? А почему во время учебного года, а не на каникулах? Ладно, она сама его спросит.
— Маш, скажи, чтобы подождал. Чаю ему предложи пока, а я через полчасика подъеду.
Лара натянула джинсы и толстовку — она больше не преподаватель, так что можно не мучиться с деловым стилем — всунула ноги в кроссовки и быстро глянула на себя в зеркало. Ну, объективно говоря, страшненькая. Бледная, под глазами синяки, да и сам взгляд потухший. Она на секунду задумалась, не стоит ли накраситься, но потом махнула рукой. Глаза от макияжа все равно веселее глядеть не станут, так что пусть будет как есть.