— Тетя Рема, — сказал мальчик Джарси, глядя в сторону Сола. — А что, этот дядя, должно быть, спятил?

Женщина прижала палец к губам.

— Да все они такие, — высказался мужчина, сидевший перед ними, — громко, на весь вагон. Сдвинув котелок на затылок, он захлопнул газету. — Все газеты полны тем, как они сами себя же грабят. Да и убивают, чего уж там.

Убивают.

Сотни миль от верфей Нового Орлеана, но это слово преследует их и здесь. Как будто оно написано кровью на лице Сола.

Может, тот человек в котелке узнал его. Вместе с фотографией в газете того начальника полиции, которого застрелили, но он успел назвать имена своих убийц.

Взглянув вперед, на другую сторону вагона, Сол теперь, в сумерках, смог разглядеть отражения в окнах остальных своих попутчиков. Напротив него девочка Талли теребила свою косичку, перевязанную ленточкой из мешковины.

Женщина, Рема, обратилась к мальчику:

— Тише, Джарси. Так показывать некрасиво. И я была бы признательна, когда бы ты вспомнил, что Господь наш не меньше любит и тех, кто утратил разум. — Она понизила голос, хотя и не настолько, чтобы Сол не расслышал. — Просто на всякий случай не подходи к бедолаге слишком близко, мало ли, если его снова скрутит.

Сол натянул козырек кепки пониже на лицо.

Такие случаи, вроде этого, могут дать знать тем, кто внимательно следит — не говоря уж о тех, кто за ним охотится, — что они с Нико теперь тут. Они тут, и оба живы, хотя не должны быть ни в том, ни в другом состоянии.

Покрепче прижав к себе братишку, Сол вдыхал горный воздух, свежий и полный незнакомых запахов. Какая разница с той жаркой душегубкой четыре года назад.

Хотя тот другой мир мог вернуться и напасть на него в любую минуту. Стоит лишь одному человеку, ярость которого зрела и наливалась все четыре года, ворваться в этот вагон.

Эта сволочь ушел безнаказанным после убийства, скажет он. Если вообще будет разговаривать перед тем, как стрелять.

Сол протянул руку к тубусу из кожзаменителя, торчащему из его рюкзака. Расстегнув застежку, он развернул его на коленях. Края были затертыми. Картинку покрывала паутина складок. Но все же, спустя все годы и расстояния, чернильные линии рисунка были так же точны и аккуратны, какими он видел их, когда их рисовали во Флоренции — и когда он добавлял к ним свои штрихи.

Проводя пальцем вдоль линий, Сол восхищался: вздымающаяся линия крыши, изысканные детали. И тут же единственное слово, подписанное под эскизом: Билтмор.

К нему наклонилась Талли, ее мятное дыхание, леденец на палочке, стиснутый в кулаке.

— Очень красиво — даже когда смотришь не в первый раз. — Она слегка присвистнула, но тут же остановилась. — Тетя Рема не велит мне свистеть, точно я какой-то буйный матрос. Только она не говорит, что такое буйный.

Мальчик кивнул.

— Точно, это дико красиво. Где вы это взяли, мистер?