— Не знаю. Побоялся как-то запирать его в здании суда. Это, само собой, не настоящая тюрьма, но если пойдёт слух, что в этом как-то замешан цветной, дальше никто уже не будет раздумывать. Уговорил Билла Смута позволить мне пока подержать Моуза в его хижине, где хранятся рыбацкие снасти.

— А Моуз не может просто удрать?

— Может. Но он не настолько здоров, милая. Да и расследование мне доверяет, знает ведь — я хочу доказать его невиновность. Вот поэтому-то я и волнуюсь. Не знаю, как её доказать-то. Думал поговорить с ребятами из соседнего округа, в котором находится Перл-Крик. Опыта у них побольше, но они сами, бывает, себя в руках не держат.

— Ты про Рыжего?

— Ага. Поговаривают, он состоит в Клане, или, по крайности, состоял.

— Но наверняка ведь это неизвестно, — сказала мама.

— Если у него и не висит в шкафу всамделишний белый балахон, — ответил папа, — готов поспорить, он хранит его в душе.

— Он же не всегда таким был.

— Не всегда. Но ведь люди меняются… Всякое бывает.

Мама поспешно сменила тему:

— Но если это не Моуз, тогда кто?

— Когда мне сообщили про Дженис Уилман, я съездил туда и осмотрел тело. Всё то же самое. Всю изрезали, завели одну ногу за спину и привязали к шее, а голову и лодыжку обмотали верёвкой. Кажется, он так связывает каждую жертву.

— Это что-нибудь значит?

— Не знаю. Доктор Тинн считает, что да. Когда я показал ему этот труп и поговорил с ним, он сказал, мол, по его мнению, у этих скотов завсегда есть свой особый почерк. Он там читал кой-чего по этому вопросу и полагает, что им свойственно раз за разом повторять одно и то же. С небольшими отклонениями, но в целом то же самое. Скажем, Джек-потрошитель — так тот убивал своих жертв одинаковым способом, разве что с каждым разом всё более жестоко. Доктор Тинн и про другие случаи рассказал, о которых вычитал, а теперь вот эти. Все изрезанные. Все связанные или обмотанные каким-нибудь образом, и всех нашли у реки или прямо в реке. Он зовёт таких хроническими убийцами. Говорил, надеется как-нибудь написать про них что-то вроде исследования, но думает, что ему, цветному-то, чёрта с два дадут выпустить хоть что-нибудь стоящее.

— Только это ведь ничего не проясняет, — сказала мама.

— Ну да.

Я снова начал погружаться в сон. Подумал про Моуза. У него была белая примесь. Рыжина в волосах. Глаза — зелёные, как весенние листочки. А кожа — как чёрная патока. Не так давно я махал ему рукой. Бывало, если у папы выдавалась удачная охота или рыбалка, он ходил к Моузу и даром отдавал ему белку или немного рыбы. Моуз всегда был рад нас видеть.

Потом опять подумал про Человека-козла. Вспомнил, как он стоял под Шатучим мостом и смотрел на меня из сумрака. Как он подошёл к нашему дому и наблюдал за нами с Том. Это Человек-козёл убил бедных женщин. Не Моуз. За это я готов был поручиться.

Ещё в машине, обдуваемый прохладным октябрьским ветерком, начал я обдумывать план поимки Человека-козла и освобождения Моуза. Поразмыслил над ним в течение последующих дней, и начала уже вырисовываться кое-какая задумка — тогда она казалась очень хорошей.

Оглядываясь в прошлое, теперь я осознаю, какой это был дурацкий и безумный план. Вдохновила меня на него одна из книжек миссис Канертон, «Граф Монте-Кристо».