Специально для членов общества архитектор Пьер Ланфан (автор плана застройки будущего Вашингтона) создал медаль с изображением Цинцинната, оставляющего плуг, чтобы послужить своему отечеству. Ее держал в лапах белоголовый орлан.
Людовик XVI признал французских членов американского общества как принадлежащих к «первому иностранному ордену». Свою членскую медаль они должны были носить ниже ордена Святого Людовика, выдававшегося за ратные заслуги.
Бенджамин Франклин, находившийся во время войны в Париже и не принимавший непосредственного участия в сражениях, показал себя ярым противником общества цинциннатов, в котором не мог состоять по определению. Через литератора Никола Шамфора (1741–1794), своего «брата» по ложе Девяти сестер, Франклин свел знакомство с Габриелем Оноре де Мирабо[22] и заказал ему памфлет против этого ордена, передав собственные наброски. В своих «Размышлениях об ордене Цинцинната» Мирабо, критикуя принцип наследственного рыцарства, введенный Вашингтоном, обрушился на всё потомственное дворянство, утверждая, что народам, имеющим чувство собственного достоинства, следует почитать личные качества людей, а не заслуги их предков. «Герои свободного народа и века Просвещения мечтают о почестях, созданных вождями дикарей, — писал он. — В монархии всё стремится к возвышению; в республике всё должно стремиться к свободе. В первой важен ранг, во второй — добродетели». Надо оговориться, что Мирабо лукавил: он сам безгранично верил в породу, однако ради обещанного гонорара готов был поступиться принципами.
Тем временем Лафайет успел сделаться пламенным месмеристом[23]. В 1784 году он снова отправился в Америку, чтобы пропагандировать это учение. Там действительно состоялось несколько сеансов «животного магнетизма».
Вернувшись во Францию в конце 1785 года, «герой двух миров» был встречен как триумфатор. Королева Мария Антуанетта по его просьбе позировала для портрета в полный рост, который затем отправили в подарок генералу Вашингтону. Король присвоил Лафайету то же воинское звание, которое было у него в Америке, поставив его над заслуженными французскими офицерами. Придворной должности Лафайет не принял, чем заслужил еще большее уважение. В Парижской Ратуше установили его бюст, его жена была удостоена королевской аудиенции в один день с «графом Северным» (цесаревичем Павлом Петровичем). Лафайету также предложили стать почетным советником парламента: герой, сражавшийся за свободу на берегах Огайо, теперь мог бы отстаивать ее на берегах Сены; однако молодой маркиз, вспомнив о бурных прениях в американском Конгрессе, отказался от этой чести, боясь показаться смешным в глазах флегматичных магистратов.
В своем кабинете Лафайет повесил на стену картонку в блестящей раме: одна ее половина была занята Биллем о правах, провозглашенным в США, вторая оставалась пустой — маркиз надеялся, что когда-нибудь там появится похожая декларация, принятая во Франции. Он мечтал заронить семена свободы, принесенные из-за океана, у себя на родине, но очень скоро эти семена дали всходы и принесли весьма неожиданные для него плоды…
К 1781 году «Статьи Конфедерации» были ратифицированы всеми тринадцатью штатами и официально вступили в силу Слабым местом этого документа считалось требование, согласно которому любое решение общегосударственного масштаба должно приниматься единогласно, так что даже один штат мог заблокировать любую инициативу. Вместе с тем с 1776 по 1787 год все 13 бывших колоний приняли свои конституции, наиболее важными из которых считаются конституции Виргинии (в ней впервые было использовано само слово «конституция») и Пенсильвании. Авторами конституции Виргинии были Джеймс Медисон (1751–1836), прошедший посвящение в ложе Хирама, Томас Джефферсон и Джордж Мейсон.
В 1785 году в молодую республику, для создания которой он приложил столько усилий, вернулся Бенджамин Франклин: в глазах американцев он наряду с Джорджем Вашингтоном был главным героем революции. 79-летний Франклин мечтал уйти на покой, однако 18 октября того же года его избрали президентом (губернатором) Пенсильвании.
В 1786 году в ряде северных штатов произошли восстания разорившихся фермеров и рабочих. Восставшие врывались в суды, прерывали их заседания и уничтожали дела о взыскании налогов и о продаже земель за долги. Милиция нередко присоединялась к восставшим. В отдельных городах Новой Англии народ брал штурмом тюрьмы и освобождал заключенных за долги. Дома богачей обыскивали, их самих подвергали изгнанию. В некоторых графствах штата Род-Айленд восставшие захватили власть.
Беспорядки происходили также в штатах Массачусетс, Нью-Гемпшир и Вермонт. Во главе самого значительного восстания, в северо-западной части штата Массачусетс, стоял Даниель Шейс (1747–1825), ветеран Войны за независимость, отличившийся в боях под Бостоном и получивший чин капитана. Губернатор Массачусетса Джон Хэнкок еще в 1785 году, испугавшись начинавшихся волнений, отказался от своего поста. Его преемник купец Бодуэн объявил руководителей восстания вне закона и назначил награды за их головы. «Горючий материал имеется в каждом штате, — писал в 1786 году Вашингтон, — и искра может зажечь пламя».
«Никогда еще заря не занималась так благоприятно для нас, и никогда еще день не был более облачен, нежели сегодняшний, — сообщал Вашингтон Медисону. — Если мы не изменим нашего политического кредо, то надстройка, которую мы воздвигали в течение семи лет с такими большими издержками — золотом и кровью, — должна пасть. Мы стоим на краю анархии и беспорядка…»
Правящая верхушка собрала деньги для снаряжения войска против повстанцев в штате Массачусетс. Во главе правительственных сил встал военный министр генерал Нокс. Повстанцы были разбиты, 14 руководителей восстания были приговорены к смертной казни, но помилованы.
Под воздействием этого восстания и забастовки печатников в Филадельфии в том же году было решено изменить «Статьи Конфедерации», чтобы усилить центральную власть.
Для разработки общенациональной конституции в Филадельфии собрался Конституционный конвент. После долгих и ожесточенных споров он принял 17 сентября 1787 года Конституцию США, текст которой составил Томас Джефферсон, однако основные идеи принадлежали Вашингтону, Франклину, Рэндольфу и Джону Адамсу[24]; первые трое были масонами.
Преамбула Конституции состояла всего из одного предложения: «Мы, народ Соединенных Штатов, в целях образования более совершенного союза, утверждения правосудия, обеспечения внутреннего спокойствия, организации совместной обороны, содействия общему благосостоянию и обеспечения нам и нашему потомству благ свободы, учреждаем и принимаем эту Конституцию для Соединенных Штатов Америки».
Идеологической основой для главного закона послужил труд Монтескьё «О духе законов» (1741–1748), в котором французский просветитель призывал к разделению властей, чтобы ни один человек или группа людей не получили неограниченной власти, а суд обладал независимостью.
Конституция США состояла из семи статей. Согласно последней статье, для вступления документа в силу было достаточно, чтобы ее ратифицировали специально созванные конвенты девяти штатов. Таким образом, теоретически допускалась ситуация, при которой часть штатов откажется от ратификации и государство распадется на две части: штаты, ратифицировавшие Конституцию, и отказавшиеся это сделать. В заключительной речи Франклин настаивал на том, чтобы Конституция всё же вступила в силу лишь после ее ратификации всеми тринадцатью штатами: для всех или ни для кого. Окончательного согласия достигнуть так и не удалось.
Во время дискуссий, сопровождавших ратификацию Конституции, сложились две партии — «федералисты» (сторонники ратификации) и «антифедералисты», опасавшиеся, что права личности будут ущемляться, а президент, по сути, превратится в самодержца. К последним принадлежал и Сэмюел Адамс. Медисон и Александр Гамильтон (бывший адъютант Вашингтона и в душе монархист) начали издавать журнал «Федералист», в котором ратовали за принятие новой Конституции и разъясняли ее положения.
Тринадцатого сентября 1788 года Континентальный конгресс принял резолюцию о введении Конституции в действие.
Отвергая олигархическое правление, принятое в Старом Свете, американские политики всё же не полностью приняли масонские идеалы демократии, опасаясь, что «власть народа» превратится во власть толпы.