— Юлиана в детстве не болела ветрянкой. А, чем старше, тем тяжелее переносится. Хоть бы обошлось, — произносит дрогнувшим голосом.

— Тетя Марина! На дворе двадцать первый век, и от ветрянки точно никто не умрет! Все будет хорошо, — добавляет уже мягче. — И, вообще, вон, папашу впрягай. Должна же быть от него когда-нибудь польза.

— Дана!

— Что, Дана? Вы и так на привидение похожи. Вторые сутки не спите. А еще Снежочек выматывает, будь здоров.

— Я готов помочь, — отвечаю.

Но даже если она откажется, я все равно не смогу уйти. И снова перевожу взгляд на маленькое чудо, которое смотрит на меня своими огромными темными глазками.

— Ты смотри-ка! Что, и пол помоешь? — Дана опять прерывает мое любование.

— Без проблем, — соглашаюсь, не глядя.

— Дана! — Чуть ли не стонет Марина Олеговна.

Но «тетя Дана» (почему-то для меня она теперь воспринимается только в таком статусе) берет руководство в свои руки и «разворачивается» не на шутку.

— Значит, так: белье постиранное — развесить, высохшее — все отутюжить. И… и… И начистить картошки! — выдает мне список работ.

— Дана, ну зачем? — вздыхает мама Юлианы.

— А за тем, что вы одна не справляетесь. Это машинка стирает автомат, а утюжить пока ручками надо.

— А картошка зачем?

— Мы пюрешку со Снежей делать будем, пока мамка не может кормить нашу Булочку. Да, Снеженька? — Хочет потрепать за щечки, но не касается. — Я курочку купила. Сейчас сварим и сделаем вкусненькое пюре.

— Ведра хватит? — спрашиваю.

— Чего? — Поворачивается в мою сторону.

— Картошки. — Это, пожалуй, единственное, чего я, правда, не люблю делать. В армии в свое время начистился. Это сейчас срочникам не доверяют, а мы за всю службу несколько грузовиков точно ножичками перечистили. Наигрался. Но готов согласиться даже на это.

— Сдурел что ли?! Пять…

— Ведер? — перебиваю, стараясь оставаться невозмутимым.