Я бегу в сторону моря, в сторону пылающего неба и расплавленного оранжевого солнца. Папа отпускает змея, и я чувствую, как он с глухим хлопком взмывает в воздух, туго натягивая нить у меня в руке.

– Не оглядывайся назад! Беги вперед, медленно выпуская нить, как я тебя учил!

Я бегу. Словно Белоснежка по лесу. Словно Золушка, когда часы бьют полночь. Словно Царь Обезьян[94], старающийся убежать из руки Будды. Словно Эней[95], преследуемый грозой, вызванной разъяренной Юноной. Я разматываю нитку с катушки, и вдруг внезапный порыв ветра заставляет меня прищуриться. Мое сердце колотится в такт моим быстрым шагам.

– Он взлетел!

Я замедляю бег, останавливаюсь и оборачиваюсь. Фея в воздухе тянет меня за руку, требуя отпустить ее. Я крепко держу катушку за ручки, воображая, как фея поднимает меня в воздух и мы вместе несемся над Тихим океаном, как когда-то меня носили родители, подхватив с двух сторон за руки.

– Мия!

Оглянувшись, я вижу маму, идущую по лужайке, ее длинные черные волосы струятся по ветру, словно хвосты змея. Мама останавливается передо мной, опускается на корточки на газон, заключает меня в объятия, прижимая мое лицо к своему. От нее пахнет шампунем, летним дождем и полевыми цветами – этот аромат я ощущаю лишь раз в несколько недель.

– Извини, что опоздала, – говорит мама, и голос ее приглушен моей щекой. – С днем рождения!

Я хочу поцеловать ее и в то же время не хочу. Нить провисает, и я резко ее дергаю, как научил папа. Для меня очень важно удержать змея в воздухе. Почему – не знаю. Возможно, это как-то связано с потребностью поцеловать маму и не целовать ее.

К нам подбегает папа. Он ничего не говорит про время. Ни словом не упоминает о том, что мы опаздываем на ужин, который заказали.

Мама целует меня и отстраняется, продолжая сжимать меня в объятиях.

– Случилось кое-что непредвиденное, – говорит она спокойным, ровным голосом. – Вылет посла Чао-Уокер был задержан, и она на три часа забрала меня в аэропорт. Мне пришлось пройтись с ней по деталям плана регулирования солнечной энергии, готовясь к Шанхайскому форуму, который состоится на следующей неделе. Это очень важно.

– Как всегда, – говорит папа.

Мамины руки, обнимающие меня, напрягаются. Родители всегда общались друг с другом так, даже когда еще жили вместе. Разъяснения, которых никто не просил. Обвинения, не звучащие как обвинения.

Я мягко высвобождаюсь из маминых объятий.

– Посмотри!

И это тоже присутствовало всегда: я пыталась любыми способами разрушить рисунок общения моих родителей. Я не могу избавиться от мысли, что есть какое-то простое решение, что-то такое, что поможет мне сделать их лучше.

Я указываю на змея в надежде на то, что мама увидит: я выбрала фею, чье лицо похоже на нее. Однако теперь змей слишком высоко, и мама вряд ли заметит сходство. Я выпустила всю нитку. Провисшая нить напоминает лестницу, связывающую землю с небесами, ее верхний отрезок сияет золотом в последних лучах умирающего солнца.

– Просто замечательно, – говорит мама. – Как-нибудь, когда все немного успокоится, я свожу тебя на фестиваль воздушных змеев к себе на родину, на противоположное побережье Тихого океана. Тебе обязательно понравится.

– Туда придется лететь, – говорю я.