Я прислушиваюсь, ожидая услышать детские шаги. Ничего. Мальчика отправили спать.

Я бросаю взгляд на пол под наместником. Он застлан соломой. Это зрелище сперва ставит меня в тупик, но затем я понимаю, что наместник так проявил заботу о своих слугах. Он не хочет, чтобы его кровь испачкала каменные плиты пола, которые затем придется оттирать.

Мужчина сидит в позе лотоса, закрыв глаза, у него на лице безмятежная улыбка, как у Будды.

Я осторожно кладу черепицу на место и исчезаю в ночи, подобно дуновению ветра.

– Почему ты не выполнила свое задание? – спрашивает Наставница. Мои сестры стоят у нее за спиной, два архата[92], охраняющих свою повелительницу.

– Он играл со своим сыном, – говорю я, цепляясь за это объяснение, словно за лиану, раскачивающуюся над пропастью.

Наставница вздыхает.

– В следующий раз тебе нужно будет сначала убить ребенка, чтобы тебя ничто не отвлекало.

Я молча качаю головой.

– Это уловка. Он играет на твоем чувстве сострадания. Все правители – актеры, их сердца непроницаемы, словно мрак.

– Возможно, – говорю я. – И тем не менее он сдержал свое слово и был готов умереть от моей руки. Я полагаю, что и другие вещи, сказанные им, также могут быть правдой.

– Почему ты думаешь, что он не так честолюбив, как тот человек, которого он порочит? Почему ты думаешь, что он не притворяется великодушным ради того, чтобы в будущем сотворить какую-нибудь жестокость?

– Никто не знает будущего, – говорю я. – Возможно, здание прогнило насквозь, но я не желаю, чтобы от моей руки оно обрушилось и раздавило муравьев, ищущих спокойной гавани.

– А как насчет преданности? – смотрит на меня Наставница. – Как насчет повиновения Наставнику? Как насчет выполнения обещаний?

– Я не подхожу для того, чтобы похищать жизни, – говорю я.

– Такой дар… – печально говорит Наставница и после небольшой паузы добавляет: – Растрачен впустую.

В ее голосе звучит что-то такое, от чего меня охватывает дрожь. Я смотрю ей за спину и вижу, что Джинджер и Конгер исчезли.

– Если ты уйдешь, – говорит Наставница, – ты больше не моя ученица.

Я смотрю на ее лицо, лишенное морщин, в глаза, тронутые добротой. Я вспоминаю, как она перебинтовывала мне ноги, после того как я в самом начале обучения упала, сорвавшись с лианы. Вспоминаю, как она отгоняла бамбукового медведя, оказавшегося для меня слишком грозным противником. Вспоминаю ночи, когда она обнимала меня и учила проникать сквозь иллюзии и видеть спрятанную под ними правду мира.

Наставница забрала меня из семьи, но она также, по сути дела, заменила мне мать.