— Никак нет. Как говорит Церковь, оба суть разные, Иисус садится по правую руку от Отца, но оба образуют Бога. Бог один — и точка.
Валентина нахмурила брови.
— Что ж, логики тут действительно немного. Уверена, что эта идея была позднее оформлена в нечто более логичное…
— Насчет логики — не знаю, но Церкви надоел весь этот бедлам, и она добавила к двум еще и третью составляющую. Так, в стихе 14:16 Евангелия от Иоанна Иисус представляет Дух Святой как «другого Утешителя, да пребудет с вами вовек», когда он, Иисус, вернется на небо. Церковь сочла уместным учредить это эфемерное новообразование, чтобы дополнить понятие «Бог».
— К чему столько сарказма? — запротестовала итальянка. — Три сущности представляют собой три разных проявления Бога. В чем проблема?
— Нет, — поправил ее историк. — Я знаю, что понять это непросто, но согласно официальной доктрине это — три ипостаси, три разных лица, отличных одно от другого, но все вместе они образуют одного Бога. И Иисус на сто процентов — Бог и на те же сто — человек. Таково было решение, принятое на знаменитом Никейском соборе, созванном в 325 году для обсуждения накопившихся богословских проблем и объединения христиан. Его решения остаются в силе и сегодня. — И поправился не без пафоса: «Еще и сегодня!».
Госпожа инспектор встряхнула головой, как будто надеялась упорядочить таким нехитрым способом царящую в голове неразбериху.
— Есть три разных Бога, но все они — единый Бог? — удивилась она. — Иисус на сто процентов божествен и на сто процентов человечен? Действительно, это странная арифметика!..
— Вот именно.
— И как же Церковь разрешила эту задачу?
Томаш рассмеялся.
— Сказала, что сие есть тайна.
— Тайна… в каком смысле?
— Церковь поняла, что утверждения про Иисуса — стопроцентного Бога и стопроцентного человека — абсурдны, бессмысленны! А еще осознала, насколько непонятными остаются ее доказательства того, что Бог, Иисус и Святой Дух являют собой три божественные ипостаси, абсолютно различные, но образующие одного Бога. При этом ей уступать не хотелось. Что же тогда сделала Церковь? Решила все вопросы одним махом: не способная разрешить эти противоречия, Церковь, не желая становиться на сторону эбионитов, гностиков или докетов, объявила ничтоже сумняшеся, что все вышеизложенное суть великая тайна. — И, сменив тон, чтобы изобразить реплику в сторону, добавил: «Что, кстати, справедливо. Это действительно тайна, потому что бессмысленна». — И сразу вернулся к нормальному тону: «Это как заметать мусор под ковер, пытаясь сделать вид, что его нет. Так и Церковь умыла руки, притворившись, что решила богословскую проблему, ею же созданную. И вот теперь мы оказались перед тайной Святой Троицы во всей ее красе!».
Они подошли к машине болгарской полиции. Пичуров вытащил ключ из кармана, но не стал сразу открывать дверь.
— Определенно в этом есть смысл, просто мы недотепы, — резюмировал он. — Впрочем, мне бы хотелось понять, какова связь между этой темой и головоломкой, оставленной для нас автором преступления.
Все одновременно посмотрели на файл в руках Томаша, где лежал листок, найденный рядом с жертвой убийства в Старият Граде.
— По непонятной мне пока причине убийца захотел привлечь наше внимание к дискуссиям вокруг божественности Иисуса и к проблеме Святой Троицы. Если во второй части шарады есть намек на связанный с тетой и сигмой подлог, сделавший Иисуса Богом, то, возможно, первый знак говорит о фальсификациях Нового Завета по проблеме Святой Троицы.
— И здесь тоже фальсификации были?
— Конечно же, были. Достаточно почитать Новый Завет, чтобы понять, что нигде, ни в какой части не упоминается Святая Троица. Даже в Евангелии от Иоанна! — Томаш открыл Библию. — За исключением Первого Послания Иоанна, где в стихе 5:7–8 читаем: «Ибо три свидетельствуют на небе: Отец, Слово и Святый Дух; и Сии три суть едино. И три свидетельствуют на земле: дух, вода и кровь; и сии три об одном».