Утром следующего дня принцесса особенно долго выбирала наряд. Ей хотелось, чтобы Даррит увидел ее прежней, такой, какой знал, а не наследницей престола. Она знала, что Королева не слишком жаловала «мужские» наряды, и все же выбрала брюки и графитовый камзол.

– Там приехал сын Совы, – возбужденно сообщила Севастьяна, забежав после завтрака.

Омарейл вздохнула и сказала:

– Как будет проходить встреча? На глазах у всех или госпожа Дольвейн сделает это наедине?

– Сейчас они разговаривают тет-а-тет, а потом, если все пройдет хорошо, пойдут знакомиться с твоими родителями и остальными. Сейчас он у нее в кабинете.

Глаза Севастьяны загадочно мерцали, и Омарейл, устало вздохнув, спросила:

– Ну что, Севас?

– Если он сын Совы, то, значит, принадлежит к первой семье! И у вас может быть шанс… – прошептала она, улыбаясь.

Обняв себя, Омарейл нервно усмехнулась:

– Не хочу пока думать об этом.

– А я только об этом и думаю! Представляешь, мы с тобой дважды будем сестрами. Помнишь, в детстве мы фантазировали, как выйдем замуж за братьев-близнецов? – Она хихикнула. – Почему ты такая грустная?

Как можно было объяснить, что разлука с Нортом сковала ее сердце страхом, тревогой и тоской? Что они будто стали чужими друг другу, и это причиняло боль? Что все казалось ошибкой? Лишь одно Омарейл узнала точно: чувства ее не были поверхностными, не были привычкой или благодарностью за помощь. Потому что Норт Даррит настолько глубоко проник в ее душу и разум, что для всего остального едва оставалось место.

Встречи с ним она ждала и страшилась.

Севастьяна предложила пройти в Лунную гостиную, где пили кофе Король и Королева, родители Севастьяны, Бериот и Дан – все в ожидании знакомства с новым членом семьи.

Комната, стены которой были покрыты мозаикой из перламутра, оказалась небольшой, но очень нарядной. Событию определенно придавали большое значение, и к волнению Омарейл добавилось возбуждение всех присутствующих.

Солнце играло в хрустальных подвесках на люстрах, жемчужного цвета гардины немного защищали от яркого света, но лучи все же проникали в комнату. Разговоры, которые нет-нет да и начинал принц Алоис, отец Севастьяны, быстро сходили на нет, поэтому скоро замолчал даже он.

Центральное место в Лунной гостиной занимал камин из белого мрамора, на котором стояли декоративные вазы из молочного стекла. Возле него две длинные кушетки были словно отражением друг друга. По одну сторону расположились Король с Королевой, напротив – сестра короля, принцесса Акира, с мужем, принцем Алоисом. Рядом со своими родителями на кушетку опустилась Севастьяна. Омарейл была слишком взволнована, чтобы сидеть, поэтому прошлась по комнате, остановившись у окна, в которое задумчиво смотрел Дан.

– Ваше Высочество, – поприветствовал он, поклонившись.

Принцесса уловила исходящее от него волнение.

– Дан, рада вас видеть, мы не встречались с самого дня свадьбы Севастьяны и Бериота.