Уже через миг он решительно топал по Торговой тропе в сторону брода через Кривражку, а за ним как-то незаметно пристроились ещё пятеро крепких угрюмых мужиков.

А Малёк неторопливо проследовал через кабацкий двор и встал у двери, разглядывая окружающих и, вроде бы, совсем не интересуясь Добрыниным возком. Из мешка у него за плечами торчали охвостья десятка стрел с уже знакомым Нароку подкрашенным красным оперением.

— Глянь-ка, — шепнула Омела Тише, кивая на него.

— Знаю, — буркнула та недовольно, — Была б охота на эту бесстыжую морду глядеть.

Однако, понаблюдав украдкой за Тишей, Нарок вскоре стал свидетелем презанятного обмена знаками между ней и Мальком.

Оба неотрывно следили друг за другом, хоть и пытались всячески это скрыть. Постояв немного неподвижно, Малёк достал из-за пазухи пряник сердечком и с многозначительным видом понюхал его. Тиша фыркнула и отвернулась, но продолжила коситься на Малька краем глаза. Он слегка посмурнел, спрятал пряник и неторопливо провёл ладонью по рукаву, украшенному добрым десятком разноцветных нитяных косичек. Одна из плетёночек была пошире и посложнее прочих: на тесьме в двенадцать нитей чередовались белые ушастые мордочки кролика и силуэты птички. Подцепив плетёночку пальцем, Малёк натянул её, словно собрался порвать. Упрямо поджав губы, Тиша придвинулась поближе к Нароку, вытащила из котомки бёрдышко, на котором недавно плела обережку для Вольника, и старательно, напоказ продолжила работу. Малёк засопел от огорчения, вытащил нож, срезал с рукава и сбросил наземь все плетёнки, кроме той, с кроликами. Потом он снова достал пряник и принялся крошить его себе под ноги.

— Ты что творишь, глупая? — испуганно зашептала Омела, — Зачем дразнишь? Заиграет ведь парень, порвёт обережку — назад не совьёшь!

— А пошто он, предатель, батю с дядькой Добрыней о засаде не упредил?

— Он же тебе сказал. Чего сама смолчала?

— Я бате говорила! Будто моим словам кто верит! Малёк охотник, лесной ходок, а я кто? Девка глупая!

— Постой-постой, — вмешался в их разговор Нарок, — Получается, Малёк ещё на вечёрке предупредил тебя, что Кролики нападут на обоз?

— Это не Кролики, — сказала Тиша, густо покраснев и кусая с досады губы, — Старый Кроль не настолько дурён, чтобы своих работничков под стрелы гнать. Он сперва Чину с Мальком заслал поглядеть, кто обоз ведёт. Будь при возке вместо тётки Лебеди какой-нибудь растелёп, тогда б Кролики не звали нас к себе на вечёрку, а сами ещё до утра в гости нагрянули. И стрелять по обозникам никто бы не стал. Они обычно только патрульных бьют, если те ерепенятся. Просто взяли б с дядьки Добрыни отступного за проезд, и всё.

— А кто ж тогда напал на нас при переправе? — спросил Нарок, чувствуя, что в получившейся картинке явно чего-то не достаёт.

— Чужие парни ссамовольничали. Обидно им, видать, показалось, что сестрица Омела с приоградцем милуется. Да ещё и Вольник после кое-кому табачку на хвосты насыпал…

Нарок призадумался. В Тишино объяснение верилось слабо. Подраться из-за девки на кулачках — дело хорошее и вполне понятное. Но чтоб стрелять из-за кустов… Нет, причина была в другом, и этот чумазый мелкорослый парень что-то о ней знал. Пожалуй, с ним следовало потолковать. Но оставлять девушек без пригляда не годилось. Нарок с тоской уставился на Торвин. Она то ли почувствовала его взгляд, то ли всё это время издали наблюдала за ним, и потому почти сразу же вернулась к возку.

— Что, тоже смазка требуется?

— Мне только перекинуться с кое-кем парой слов…

— Топай, нечего оправдываться, — и Торвин с хмурым видом уселась на облучок.

Разом вспотев от получившейся неловкости, Нарок направился к Мальку. Но стоило патрульному зайти на кабацкий двор, парень надвинул шапку на глаза и живо юркнул внутрь заведения.

— Эй, служба! — тут же радостно окликнул Нарока Зуй, — Никак, выпить решил? Иди сюда, угощаю!