— По-твоему, умнее вышло бы, пошинкуй нас всех ракшасья баба в капусту? Ракшасы, конечно, нелюдь, но если мы хотим ходить через их земли, рано или поздно придётся как-то с ними договариваться. И хорошо если за чарочкой, а не в поле.

— Я с ракшаснёй никогда дел не имел, — хмуро отозвался Добрыня, — И начинать не собираюсь. По моему мнению, с ними может быть только один разговор: два вершка стали в глотку.

Дядька Зуй сразу оставил шутливый тон.

— Экий ты, Добрыня, смелый из-за чужих спин. А давай-ка лучше послушаем, что скажут патрульные. Это ведь им в случае чего лезть в драку, пока ты ныкаешься по кустам.

— Никаких указаний вести переговоры с ракшасами я не имею, — строго ответила Торвин, — Зато имею чёткие предписания избегать встреч с ними, а при нападении — любыми средствами защищать от них вверенный мне обоз.

— Так что ж получается, зря парень между вами встрял?

— Нет, не зря. Всем нам следует благодарить Вольника, потому что без его вмешательства вряд ли удалось бы разойтись с ракшицей без потерь. Но в следующий раз предупреждай, прежде чем кидаться мне под копьё.

Последние слова были обращены, понятное дело, к Вольнику. Он с беспечной улыбкой пожал плечами:

— Да некогда там было предупреждать.

Тут Добрыня кинул в него скомканной рубахой и сварливо сказал:

— Оденься, позорник. Будет уже перед девками голым пузом отсвечивать. И вообще, ехать отсюда надо по добру-поздорову, а не лясы точить. Вдруг ракшица вернётся, да не одна?

Торвин коротко кивнула, сделала Нароку знак сменить её в хвосте обоза и легкой рысью двинулась вперёд.

Войдя в Торм, на ночлег устраивались уже в полной темноте, прямо посреди тропы. Кроме торговцев, по ней мало кто ездит даже днём, а другого чистого места под стоянку среди кустов ещё поди поищи.

Когда закончили с ужином, Добрыня уселся выкурить трубочку перед сном. Он невольно залюбовался мирной картиной вокруг: чуть дымил костерок, комарьё нежно звенело над ухом, Каравай на обочине у кустов хрустел засохшей травой. Патрульные лошади, привязанные к возку, жевали овёс из торб. Девушки коротали вечер за пряжей. Зуй привычными движениями, почти не глядя, правил нож, а Торвин, придвинувшись поближе к огню, подтачивала ушко стрелы. Её молодой напарник старательно возил щёткой по бокам своего коня. "А ничего, вроде, хороший паренёк, — с удовольствием наблюдая за ним, подумал Добрыня, — Сразу видно, что дельный народ эти загридинцы, сродни нам, тормалам. Не то что поморийцы беззаконные. Про Белую Лебедь, правда, дурного не скажу, но разве могут у нормального человека быть вот такие вот волосы цвета старой соломы, кожа, как козий сыр, и глаза прозрачные, словно у рыбы? Опять же, баба, а безмужняя, всё по дорогам с копьём мотается… Поморийцы хоть и числят себя людьми, а только наверняка они нелюдского корня. Настоящий человек должен быть цветом, как земля, из которой Творец и слепил первых людей. Этих же, если верить их собственной быличке, корова языком из соли вылизала…"

Мысли Нарока между тем тоже были отчасти заняты поморийкой. Со своего места он хорошо видел и её, и обеих дочерей дядьки Зуя, и потихоньку удивлялся их непохожести. Лесные девушки были какие-то на диво тихие и уютные, их укутанные в платки фигурки излучали мир и покой так же просто, как догорающий костёр — тепло, а лес вокруг — свежие запахи ночи. Торвин же даже на привале выглядела хоть сейчас готовой в бой. "Интересно, — думал Нарок, — Неужели у поморийцев все девки такие?" Он пытался представить себе Торвин чьей-то женой, чинной хозяюшкой дома — и не мог. На коне, с копьём наперевес, в казарме, играющей на горне зорю, на тренировочном плацу, гоняющей до седьмого пота новобранцев, или в бою, рубящей врагов без пощады — сколько угодно. А вот нежно целующей кого-то, в длинном платье, у печи, с малышом на руках — ну не получалось, и всё тут.

А сама Торвин, и впрямь, не спешила расслабляться. Незаметно для окружающих её глаза и уши всё это время чутко сторожили лагерь, и снаряжённый лук лежал рядом с ней, под рукой. Вдруг она быстрым движением подхватила своё оружие, прицелилась куда-то за пределы освещённого костром круга и сказала чуть насмешливо:

— Хватит прятаться. Выходи.

В темноте захрустело. На тропу вылез парень, по виду — из совсем небогатых тормалов. Он вышел к костру, стянул с головы башлык, показав присутствующим молодое, румяное лицо, и, опасливо косясь на Торвин, буркнул:

— Храни вас Маэль и Лунная Дева.

— Малёк, ты? — удивлённо вскинул брови Добрыня, — Чего прятался-то?