Я выбрала не того парня.
Я потеряла свою лучшую подругу.
А теперь у меня не осталось даже родного города, в который я могла бы вернуться.
Я столь о многом сожалела. Мне следовало быть более преданной подругой. Мне следовало быть честной с Ливаем, довериться ему.
Но может быть, одну вещь я все-таки сделала правильно.
Если губернатор Уорд сдержал свое обещание, это значило, что я украла план города все-таки не зря. Я поверила ему, когда он сказал, что перезахоронит останки. Но губернатор был скользкий тип. Это было очевидно. Наш бывший мэр занимал теперь важную должность в компании по сделкам с недвижимостью, строящей высотные дома на береговой линии Уотерфорд-Сити. Но я ничего не слышала о могилах, в которые вроде бы перезахоронили тех, кто лежал на кладбище Эбердина. И у меня не было способа проверить, так это или не так.
Я подошла к воде. Там играли дети, их лица были разрисованы как мордочки разных зверей. Они играли в салочки. Они использовали меня, чтобы спрятаться от водящего. Девочка с щечками, разрисованными под тигрицу, бежала за мальчиком, украшенным перьями. Он бросился за ангар, и она побежала за ним, топая по земле ножками.
Ангар! Он выглядел точно также, как тот, который Ливай открыл, когда мы с ним поплыли на байдарке в эбердинский кинотеатр.
А что, если бы я смогла доказать Ливаю, что он многое для меня значит? Он делал вид, что ему все равно, что случится с могилой его матери, но в глубине души я знала, что это брехня – брехня в целях самозащиты, которая всегда так хорошо удавалась мне самой.
Я должна была проверить, сдержал ли губернатор Уорд свое слово.
Кладбище располагалось на холме. Возможно, вода его еще не покрыла. Я могла увидеть, копали ли там. Если губернатор сдержал свое слово, в земле должны быть ямы.
Я должна была попытаться хоть что-то исправить.
Пока детишки, прервав свою игру, уставились на меня, я открыла двери ангара и стащила с одной из находящихся внутри стоек байдарку. Затем я залезла в нее и оттолкнулась веслом от берега. Я собрала волосы в хвост, подняла весло и начала яростно грести прочь от берега.
На празднестве было полно полицейских – вероятно, они надеялись предотвратить возможные протесты, – но на воде, похоже, никого из них не было. Во всяком случае, в том направлении, куда гребла я, подальше от плотины, туда, где, как я надеялась, раньше располагался Эбердин.
Вероятно, у меня ушел час. Может быть, два. Я все еще слышала, как вдалеке играет оркестр, но я была слишком далеко от берега, чтобы видеть стоящих на нем людей. Я проплыла мимо нескольких домов, которые так и не снесли. Я посмотрела вверх, на холм, надеясь увидеть свой дом, но не смогла – в воздухе стоял туман.
Внезапно меня охватило сомнение. Если я все-таки обнаружу, что захоронения остались на месте, сказать ли об этом Ливаю? Следует ли мне солгать, чтобы защитить его?
Это не имело значения. Я просто должна была сделать это. Должна была освободиться от того, что меня мучило, что бы это ни было.
Я начала грести еще более остервенело.
Мне показалось, что я уже подплываю к кладбищу, когда на некотором расстоянии от себя я увидела другую байдарку. Меня поймали на месте преступления. Я попыталась изо всех сил грести в сторону, но к тому времени я так устала, что уже почти ни на что не была годна.
Байдарка быстро меня нагоняла. Я поняла, что бежать бесполезно, и подняла руки вверх. Арестуйте меня. И тут я увидела…