– О боже! – прошептала она, поднеся пальцы ко рту.

– Только не говори, что у семьи Эльзы Морроу были оленьи борзые! – воскликнул Десмонд, тоже весьма потрясенный.

Дженни уставилась в пространство.

– Были, – ответила она медленно и потом посмотрела на меня, будто заколдованная. – О, Десмонд, этого не может быть…

А он уже достал свой регистрационный журнал и стал быстро делать какие-то пометки.

– Завтра утром я пошлю телеграмму одному знакомому адвокату из Филадельфии, – сказал он. – Думаю, он сможет поднять архивы окружного суда. Не волнуйся, дорогая, мы все выясним.

– Не ты ли только что говорил, что больше не хочешь детективов, – ответила она, пытаясь опять шутить, но все еще не отрывая от меня задумчивых глаз.

Четыре дня спустя Десмонд посреди дня пришел домой из конторы шерифа с широчайшей улыбкой на лице. Он размахивал телеграммой и с огромным трудом удерживался от прочтения ее мне, не дожидаясь, пока к нам спустится со второго этажа Дженни.

– Вот что я только что получил от адвоката из Филадельфии, – объявил он, когда она, запыхавшись, присоединилась к нам. И наконец-то прочитал текст вслух: – «Дорогой Десмонд точка Я нашел брачное свидетельство на имя Эльзы Джейн Морроу и Мартина Бёрда точка Оно было подписано мировым судьей в офисе окружного секретаря одиннадцатого мая тысяча восемьсот сорок седьмого года точка».

Дженни прижала ко рту обе руки, а потом воскликнула:

– Чудеса, да и только! – И у нее из глаз хлынули слезы.

Я не совсем понимал, что происходит, пока она не обхватила мое ошеломленное лицо ладонями.

– Сайлас, ты и в самом деле сын Эльзы! – радостно проговорила она. – Милое, драгоценное дитя! Ты сын Эльзы Морроу! И ты здесь, с нами, хотя мог оказаться в любом другом месте огромного мира! Ты понимаешь, что это значит? Конечно же, это Эльза привела тебя сюда! Чтобы я о тебе позаботилась! Ты ведь позволишь мне это сделать, да? Ты ведь останешься у нас жить, да? Пожалуйста, скажи, что останешься!

У меня в голове все перемешалось, так что я не в состоянии был осознать, что она говорит, но ее счастье отозвалось во мне чувством, которого я не испытывал уже очень давно – с той самой ночи, когда в наш дом явились незнакомцы и опрокинули привычный мне мир. Это было такое чувство, будто я вернулся домой. Может, не в то самое место, которое я покинул, но в то место, где меня ждут.

Переполненный эмоциями, я улыбнулся Дженни немного смущенно, и тогда она крепко меня обняла. На несколько секунд я закрыл глаза, и мне показалось, будто это Мама протянула ко мне руки бог весть откуда.

Ибо я был дома.

Оставалась неразгаданной еще одна тайна, о которой я не говорил ни с одним человеком на земле. Но здесь поделюсь.

Следующие шесть лет я провел у Десмонда и Дженни Чалфонт, которые выказывали по отношению ко мне всяческую заботу и любовь. Под их крышей я не нуждался ни в чем и ел так, как не ел никогда раньше. Я никогда не относил себя к беднякам, но у Чалфонтов понял, что мы с Па жили в бедности. Не в нищете, поскольку еда у нас была каждый день, но в бедности по сравнению со многими людьми. Если только вы не едите книги. В таком случае мы, конечно, были бы богачами. Когда старый Хавлок паковал наши пожитки, то в повозке оказались почти одни книги. И еще камера и телескоп моего Па. Мул и Му остались у Хавлока. Мне неизвестно, что стало с курами.

Чалфонты отправили меня в школу в Розашароне, где никто не знал о моих особенностях и никто не считал меня «слабым на голову». И я преуспел там. У меня был замечательный учитель, который не уничижал меня за то, чего я не знал, и хвалил за то, что я знал. На учебу я набросился с энтузиазмом и жадностью, которых не ожидал от себя после уроков Вдовы Барнс. А еще к тому времени я хорошо усвоил, что людям не следует раскрывать то, чего они не поймут. О Митивале я никому не рассказывал. Он, разумеется, одобрял это. Мы держали нашу дружбу в секрете.

Когда у Десмонда и Дженни появились две дочери, я стал для них старшим братом. Вот как я вросся в их семью. Старшую дочь звали Марианна. Младшую – Эльза, но мы все называли ее Элси. Пока Элси была совсем маленькой, казалось, что она тоже видит Митиваля. Он вставал рядом с ее колыбелью и строил ей рожицы, а она расплывалась в беззубой улыбке и гулила. Мне нравилось наблюдать за этим – когда-то, когда я был младенцем, Митиваль так же веселил и меня. Однако по мере того, как Элси училась ходить и говорить, Митиваль начал постепенно исчезать сначала из ее видения, а затем и из ее памяти.