— Вы готовы? — спросил Ленька, он почему-то все время обращался к Сергею. — Тогда открываем.
— Открывайте. Рома, надо посмотреть…
Сергей крепко взял Ромку за плечи и вместе с ним сделал несколько шагов к мешку с Раисой. Бородатый могильщик резанул полиэтилен, развел в стороны, отступил.
Роман взглянул и замер. Стоял и смотрел. Лица он не узнал, но волосы — да и плечи. Дряблая грудь матери уже пошла черными пятнами.
— Она… голая… я там одежду принес. — сказал он. И все смотрел не моргая.
— Ваша, что ли?
— Наша, — Степан тоже подошел, — Рома, теперь не одеть её, так в гроб положим, одежду, если хочешь, с краю…
— А гроба у нас нет, — только сейчас Сергей понял, что перевезти мать Ромки до кладбища в Береговом им не в чем. Транспорт заказан, а про гроб он не подумал, вернее думал, что она уже в нем…
— Это мы уладим, сейчас, а вам точно гроб надо? Можно ведь в кремак её, тогда только горшок и все дела.
— Что? — Сергей не понял
— В крематорий, да и прах в урну, — пояснил Ленька.
— Нет, она категорически не хотела, чтобы…сжигали, — сказал Роман.
Бородатый достал из другого кармана мобильный, отошел в сторонку и стал договариваться.
Роман оцепенел, не слышал голосов, не чувствовал ужасающего трупного запаха. Он смотрел в неузнаваемое лицо с провалившимся ртом и обмякшими щеками. Сергей потянул его прочь от ямы.
— Идем, Рома, дальше они сами все сделают.
Но Роман не двинулся с места.
— Договорился, сейчас будет вам ларец, — объявил бородатый. Ну, Ленчик, давай клиентов обратно. Ниточки взял, или так покидаем? Попросторней им будет… А вы бы шли, — снова Сергею, — и парню вашему выпить надо. Сразу отпустит, вон застыл, в первый раз, что ли?
— В первый, — Сергей понимал, что злиться на мужиков бессмысленно и не правильно, что это их работа, которую они сделали хорошо, что требовать соболезнований к каждому "клиенту" невозможно, что через руки могильщиков каждый день проходят и "домашние" и "безродные" и самое лучшее сейчас расплатиться и уйти, как можно скорее.
— Подождите! — Роман оттолкнул Леньку, не дал запахнуть полиэтилен. — Я… проститься должен…
Могильщик только головой покрутил.