— Есть соображения, ты иди одевайся, торопиться надо.
Сережа ринулся в ванную, из ванной в спальню к гардеробу.
— Надень новую рубашку, которую я привезла, — посоветовала Аня. — Дать тебе денег? Сколько надо на подарок?
— Не-е, возьму у своих. Матвей еще не пришел?
Аню неприятно задело это «у своих», но обижаться не приходилось: «не своя», так надо стать «своей».
— Ань, повесь потом на место, лады? Мне некогда, — говорил Сережа, роясь в гардеробе и второпях сбрасывая предметы одежды на кровать. — С рубашкой надо костюм — не хочу… Надену свитер. Вот этот. Подходящий прикид… Тебе Даша понравилась?
— Да, очень приятная девушка.
— Ага, ничего. Маленькая еще, мы с ней дружим…Ну я побежал. Приду поздно, не скучайте.
Он чмокнул Аню в щеку, чего она, по правде сказать, не ожидала, и выбежал вон.
— Па, подкинь полтыщи, у Генки день рождения, хотим купить что-нибудь приличное, — донеслось до нее из коридора.
У Ани от его мимолетного поцелуя потеплело на душе. Она развесила на плечиках разбросанные рубашки и остановилась перед раскрытым гардеробом, раздумывая, не стоит ли начать складывать вещи Сережи в чемодан. Только как отличить, какие из них Сережины, а какие Матвея?
Взгляд ее остановился на синей парадной форме капитана ВВС — китель с нашивками и звездными погонами, брюки, белая рубашка с темно-синим галстуком; на верхней полочке гардероба — офицерская фуражка с золочёной кокардой на околыше и крылышками на высокой тулье.
Аня погладила погоны на кителе, взяла в руки фуражку, разглядывала ее несколько минут как диковинный драгоценный предмет, затем надела на голову перед зеркальной створкой гардероба.
— Во всех ты, душенька, нарядах хороша, — сказал Матвей, появляясь у нее за спиной в зеркальном отражении. — Готов спорить с кем угодно: никогда еще фуражка летчика не украшала столь прелестную головку.
Она проворно обернулась, не скрывая охватившей ее радости:
— Почему так долго? Где ты был?
— На послеполётном разборе с руководителем полетов. Сегодня подполковник Нагатин присутствовал — замкомполка по летной подготовке. Крутой мужик, но летчики его любят.
— Он сказал, что ты был великолепен?
— Нет, он употребляет более образные выражения, в основном непечатные. Вдобавок кулак сунул мне под нос для просветления мозгов.
— Немыслимо! За что?