— Тебе удобно? Сиди смирно, ручки, педали не трогай, и вообще ничего не трогай, только смотри.

Фонарь закрыт, теперь голос Матвея в наушниках. Он в передней кабине; жаль, что не рядом, они словно разъединены.

Пилот запустил двигатель и начал руление на линию исполнительного старта. Ане было слышно, как Матвей переговаривался по радио с руководителем полетов. Сердце у нее превратилось в резиновый мяч, который то сжимался, то разжимался — сначала от голоса Матвея по ходу радиообмена — вот так же спокойно, даже буднично, он, вероятно, переговаривается на стратосферных высотах, — потом от головокружительного взлета. Облака придвинулись совсем близко, расступились и пропустили маленький самолет, а над головой ничего, кроме остекления кабины, практически никакой преграды между тобой и чистым необъятным небом. Теперь сердце расширилось и заполонило всю грудь от невыразимого восторга и давно забытой ребяческой радости. Значит, и человек может стать птицей и ощутить упоение свободного полета. Глаза, мозг, ощущения в теле самолета, как в теле птицы, а стремительность движения и того больше. Ане захотелось раскинуть руки, как в том сне, и крикнуть на весь мир: «Как чудесно, как я счастлива!» — жаль, размеры кабины не позволяли.

А внизу стелилась земля разноцветными лоскутами, испещренными сверкающими лентами рек и синими кружками озер, в деревеньке на отшибе сверкнули золотом церковные купола. Позади остался аэродром с крошечными самолетиками, зеленые лоскуты леса, размежеванного дачными участками с кукольными домиками.

— Как себя чувствуешь? — спросил Матвей.

— Прекрасно, изумительно, словами не передать!

— Сейчас будет небольшой крен, не пугайся.

Левое крыло опустилось, самолет начал описывать дугу, от этого томительно захватило дух.

— Я люблю тебя, — сказала Анна. — Да, люблю! Никого так не любила.

В наушниках глухое молчание. Аня схватилась за ум: а вдруг нельзя признаваться пилоту в любви во время полета. Из соображений безопасности. Правда, на этот счет ей никаких инструкций не давали.

— Матвей, здесь какой-то рычаг ходит туда-сюда у моей ноги.

— Это РУС — ручка управления самолетом. Не трогай. Если не охладеешь к полетам, в следующий раз покажу, как ею пользоваться, сначала на тренажере, потом в воздухе.

— Боже, я умру от страха! Обещай, что научишь.

— Непременно, с огромным удовольствием.

«И на том спасибо, — подумала Аня. — Ведь не ответил, гордец».

Скоро волшебство закончилось, самолет пошел на посадку, мягко пробежал по бетонной полосе; короткое торможение и заход на стоянку. На твердой почве Матвей поддерживал Аню: ее слегка шатало.

— Эх ты, лягушка-путешественница, — ласково ткнулся он лицом ей в щеку, — а если бы я выполнил хотя бы одну простенькую фигурку?

— Я не лягушка-путешественница. Я совсем из другой сказки. Ты не поверишь, но все это я видела во сне — наш полет, небо, величавые облака и тебя, братец-лебедь.

Он, конечно, ничего не понял, только удивленно поднял прямые светлые брови, а тут еще мотор взревел, перекрыл все звуки, и мимо проплыл белый, как лебедь, самолет.