- Спасибо, шеф, - Гавейн взял ключ. - Мрачное - это то, что мне нужно. Когда каждый день работаешь с людьми, мечтаешь не о доме на отшибе, а о доме в глухой чаще.

В первые дни на новом месте Гавейна переполняет дикий восторг. Мало того, что деревня оказывается наполовину заселена магами, так еще и дом в действительно хорошем состоянии. Гавейну очень нравится ощущать старый деревянный пол, когда утром он спускает с постели босые ноги, стены, столько повидавшие на своем веку, а еще он научился сам растапливать печь. Последним обстоятельством Гавейн гордится, хотя он легко мог бы разжечь магический огонь, но ему нравится наблюдать, как разгораются язычки пламени и уютно потрескивают дрова.

По ночам уже заморозки, поэтому утром лужи покрывает тонкая корочка льда, и Гавейн понимает, что скоро зима вступит в свои права. А пока, наслаждаясь моментом, он с удовольствием идет по багряно-золотому ковру из опавших листьев. В Лондоне такого нет.

А через четыре дня после приезда Гавейна происходит первое преступление. Рано утром на опушке леса находят нечто. В первый момент никто не может понять, что это такое, белое с красными подтеками и непонятными, красными же, лохмотьями. Что-то холодное, страшное и бесформенное, но только до тех пор, пока это нечто не отваживаются приподнять и развернуть. Это снятая аккуратным чулком человеческая кожа.

Поодаль в кустах находят то, что осталось от головы - щеки девушки будто выгрызены. Несколько луж крови, незначительных для такого зверства, и никаких следов. Гавейн, глядя на оторванную голову, думает о том, где же все остальное, почему так мало крови и кто мог совершить подобное злодеяние - в деревне нет чужаков. Неужели это местный? Но зачем?

Когда Гавейн приходит в морг, куда доставили то, что осталось от девушки, местной маглы, то на крыльце видит патологоанатома. Тот нервно курит и разводит руками:

- Сколько лет работаю, а такого не встречал. Кто-то оторвал несчастной голову, а вы представляете, какая нужна нечеловеческая сила, чтобы отделить голову от туловища без помощи посторонних предметов? Здесь голова именно оторвана… Потом вспороли кожу на спине и содрали… Это не человек, нет. Человек не сможет такое сделать, - врач закуривает новую сигарету. - Содрали одним рывком и аккуратно, чисто… Мяса почти не осталось.

- А что со щеками? - спрашивает Гавейн, подавив тошноту.

- Ничего. Выгрызли. Не спрашивайте, кто. Это не медведь, не волк, да они тут и не водятся. Подобных следов я никогда не видел. Это исчадие ада, вот что это такое. Уж поверьте.

Гавейн верит.

Он возвращается на место преступления. Осмотр, ничего не давший, уже закончен. Девушка вечером не вернулась домой, мать легла спать, поскольку знала, что дочь у друзей. Девушка засиделась в гостях, а потом не дошла до дома… Вот и все. Никаких улик, никаких свидетелей. Никто не слышал шума, криков. Магического воздействия тоже не обнаружено. Кто бы ни был убийца, сработал он быстро. И с поистине звериной жестокостью. Гавейн с трудом удерживается от того, чтобы не сообщить Руфусу.

Ночью аврор выходит на улицу. Он боится, конечно, но ноги будто сами несут наружу, и Гавейн мягкими профессиональными шагами идет по улицам. У опушки он останавливается. Вокруг тихо, и в домах, которые остались позади, не горит ни одного огонька. Здесь только он, Гавейн Робардс, а еще тишина, стук сердца и страх, что кто-то подкрадется сзади.

Гавейн смотрит на лес, черный, опасный и нисколько не дружественный. Казавшийся красивым днем, ночью он внушает опасность, и молодой человек понимает, что не стоит ему идти туда, потому что для этого леса он чужак, лес не защитит его, наоборот, там, между темных стволов, притаилось древнее зло, которое поджидает, когда Гавейн потеряет бдительность и ступит на тропинку. Тогда деревья сомкнутся за спиной и отрежут путь назад, и то, что притаилось в темноте, медленно начнет приближаться.

«Надо убираться отсюда», - мелькает в голове, и уже повернувшись, Гавейн краем глаза замечает какое-то движение. Сердце бьется так, словно работает из последних сил и вот-вот остановится. Он оборачивается, но ничего не видит в темноте, сколько ни вглядывается. Только раз показалось ему, что между стволов мелькнула фигура высокого и очень худого человека. Мелькнула и растворилась во мгле, и снова тишина, только какие-то шорохи, а может, это кровь шумит в ушах… Гавейн идет к деревне и ни разу не оглядывается, хотя не может отделаться от ощущения, что кто-то смотрит ему вслед. Ближе к дому нервы сдают, и Гавейн бежит бегом.

Через день в лесу находят еще одну тщательно содранную кожу. Выглядит дико, и почему-то хочется набить кожу, как набивают кукол, чтобы она приобрела человеческие очертания, так неестественно выглядят пустая оболочка, в очертаниях которой угадываются руки и ноги. Как будто огромная змея поменяла шкуру.

Сразу определить, кто убит, невозможно - некто унес голову с собой. Путем обхода домов выясняется, что пропал молодой мужчина, и на этот раз маг. Одно дело - убить хрупкую девушку, и совсем другое - освежевать тридцатилетнего мужчину, здорового и полного сил, который наверняка стал бы сопротивляться. Сразу возникает версия, что убийц несколько, но у Гавейна в самом укромном уголке души рождается неумолимая уверенность в том, что все одновременно проще и страшнее.

Вечером прямо к порогу дома аппарирует спешно вызванный Руфус Скримджер. Потом они с Гавейном пьют чай на кухне, и Робардс рассказывает все, что знает, рассказывает обо всех подозрениях и сомнениях. Он боится, что начальник рассмеется в лицо, но Руфус, напротив, очень серьезен, и, выслушав коллегу, говорит:

- Боюсь, ты прав. Во всяком случае, недалеко ушел от истины, - и жестко добавляет: - Сегодня и пойдем. Хватит ждать.

Потом Гавейн смотрит, как Руфус пишет письмо, кладет пергамент в конверт и надписывает «Амелии Боунс. Лично в руки». Если они не вернутся, Амелия будет знать, что случилось. Словно читая мысли Гавейна, Скримджер говорит:

- В Аврорате я никому ничего не сказал. Во-первых, этим делом уже занимается местная полиция и, кажется, местное отделение Аврората. Правда, эти дуболомы все равно ничего не найдут. Я уже навел справки, кто там работает. Во-вторых, у нас нет доказательств, а с домыслами мы никому не нужны. Поэтому придется разбираться самим. Ты точно этого хочешь?