«Дедуля»

Марк не прекращал тренировок по квиддичу даже на летних каникулах, а, наоборот, пользуясь свободой, не слезал с метлы практически целый день. И все закончилось довольно печально - в него попал бладжер, Марк не удержался на метле и сейчас лежал в Мунго со сломанной ногой, трещинами в ребрах и легким сотрясением мозга. Когда маме сообщили этот диагноз, она заплакала, а Гарри подумал: «Понятно, почему сотрясение легкое. Я давно говорил, что у Марка нет мозгов. Поэтому и сотрясаться нечему. Пусть считает, что ему повезло». Но радость быстро прошла, когда мама оделась и сказала, что ей надо проведать Марка, а он, Гарри, уже достаточно взрослый для того, чтобы на пару часов остаться одному дома и присмотреть за дедулей.

Гарри не хотел признаваться маме, что он испугался. Потому что ему уже одиннадцать и через два месяца он, как и Марк, поедет в Хогвартс. Он уже взрослый, а не сопляк, как его любит называть Марк. И он знает, что папа на работе, а мама должна поехать к брату, который болен. А он, Гарри, взрослый и здоровый, не должен ныть, как маленький, а должен остаться и присмотреть за дедулей, как просит мама. Мама часто оставалась с дедулей одна, значит, и Гарри теперь сможет.

Дедуля, как велели называть его родители, жил с ними четвертый год. Когда дядя Ал привез его, то папа подозвал Гарри, которому тогда было семь, и сказал: «Ну-ка, поздоровайся с дедулей. Мы назвали тебя в его честь. Иди, обними дедулю». А Гарри испугался, и потом Марк дразнил его «щенком». Но Гарри и сейчас хорошо помнил, как испытал совершенно иррациональный ужас, который неожиданно накатил волной, смывая все остальные чувства, не оставляя ничего, кроме сжатого горла, когда впервые увидел дедулю. Точнее, это был не первый раз, просто последний раз они виделись, когда ездили к дяде Алу на Рождество, Гарри тогда было три года, и он ничего не запомнил. А когда дедулю привезли к ним домой, и накануне папа раздраженно говорил маме, думая, что их никто не слышит: «Чертов Альбус! Мы же договаривались, а сейчас он выкидывает фокусы и сплавляет старика нам! А у нас двое детей, между прочим!», и Гарри увидел это немощное старческое тело, обвислую морщинистую кожу и глаза, подернутые какой-то мутной пленкой, то отчетливо понял, что не хочет, чтобы дедуля жил с ними, пусть и не мог этого желания объяснить.

Вечером мама объяснила Марку и Гарри, что дедушка уже старенький, он болеет, за ним нужен уход, и они должны быть послушны, вежливы и помогать, если дедуля что-то попросит. И скоро Гарри понял, что дедуля и вправду очень болен, потому что за все эти четыре года он ни разу не вставал с кровати, куда его положили, и Гарри знал, что мама каждый день, когда папа уходит на работу, смазывает дедулю специальным зельем, чтобы не было пролежней. В первое время папа вечерами относил дедулю на руках в ванную и там мама купала его, но потом дедуля так обрюзг и расплылся, что мама просто обтирала каждый день это рыхлое уродливое тело влажной губкой.

В самом начале совместной жизни с дедулей папа предлагал пользоваться Очищающими чарами и Мобиликорпусом, но колдомедик, наблюдавший дедулю, посоветовал ограничить применение магии, чтобы не нанести вред больному старику. « Ваш отец почувствует Вашу любовь и заботу, когда Вы будете прикасаться к нему, и это может улучшить его состояние», - сказал колдомедик. И год папа носил дедулю на руках в ванную, а потом сказал маме: «Он ужасно располнел. Не знаю, что с ним такое творится. Он сейчас на той же диете, что и когда жил у Ала. В любом случае, я больше не в состоянии носить по дому эту тушу. Ничего не случиться, если ты будешь обмывать его в кровати, раз уж заклинаниями пользоваться нельзя. Отцу так будет даже лучше. Для него ежедневные походы в ванную были настоящим стрессом. И для всех нас тоже».

И мама стала мыть дедулю прямо в спальне, и Гарри, даже из-за закрытых дверей, слышал его глухое ворчание и какие-то нечленораздельные, но чрезвычайно неприятные звуки. Дедуля почти не разговаривал, чаще всего пребывая в каком-то забытьи, и когда мама ухаживала за ним, из его горла вылетало какое-то резкое, противное карканье. Гарри точно не знал, понимает ли дедуля, что происходит вокруг. Иногда он становился почти нормальным, то есть, начинал звать папу, а когда в спальню заходила мама, требовал позвать отца и на объяснения, что отец сейчас на работе, начинал ужасно ругаться. Но это случалось с ним все реже и реже, и обычно он тихо лежал в своей спальне с полуприкрытыми глазами, пребывая в каком-то своем мире, иногда вздыхая или пытаясь ворочаться. Пытаясь, потому что с годами он стал слишком немощным и слишком грузным, чтобы повернуться в кровати без маминой помощи.

Гарри с Марком никогда не заходили к дедуле, благо, папа больше этого не требовал. Гарри казалось омерзительной мысль о том, что его могут заставить обнять или поцеловать дедулю. Он вообще не хотел подходить к этому неповоротливому телу на кровати, смотреть в это лицо с мутными глазами, восковой кожей, губами, которые сейчас похожи на нитку и когда дедуля открывает беззубый рот, кажется, будто на лице образовывается уродливая черная дыра. Гарри было стыдно за такие мысли, ведь это его родной дедуля, он должен любить и уважать его, он герой войны, так говорила мама, но он ничего не мог с собой поделать. Узнал бы Марк, засмеял бы. Ну и пусть. Он просто не будет заходить в комнату к дедуле, мама всегда дома, тем более, скоро он уедет отсюда в Хогвартс, а когда вернется, возможно, дедули уже здесь не будет. И вот теперь сбывался его самый страшный кошмар, то, чего он боялся больше всего и о чем запретил себе даже думать: он оставался дома один. Оставался с дедулей.

Мама, уже одетая, стояла у камина и давала Гарри последние инструкции:

- Если дедуля проснется, дай ему его лекарство. Микстура в пузырьке с белой этикеткой. И две красные пилюли. Не перепутай, Гарри. Две! И одень ему салфетку, он все равно прольет половину воды, когда будет запивать. Ничего сложного, верно? Тебе уже одиннадцать и я просто прошу тебя остаться ненадолго дома вместо меня. Вполне возможно, дедуля даже и не проснется за это время - он недавно уснул. Если ему понадобится еще что-то, пожалуйста, отнесись ответственно. Из какой чашки он обычно пьет, ты знаешь. Сделаешь ему чай, только без сахара. Если он захочет ужин - в холодильнике кастрюлька с супом. Только если будешь разогревать, пробуй, чтобы было не горячо, - и, помолчав, добавила: - Я очень на тебя надеюсь, Гарри, что ты сделаешь все как надо. Пожалуйста, не подведи меня. Видит Мерлин, я сама не хочу уходить, но твой брат в больнице, я должна поехать к нему, а отец опять придет часов в десять. Поэтому ты остаешься за старшего. Я постараюсь не задерживаться надолго.

Мама поцеловала Гарри и исчезла в зеленом пламени камина. И Гарри остался один.

В доме было очень тихо. Гарри слышал только свое дыхание и как наверху в своей спальне шуршит рукой по одеялу дедуля. «Глупости, - одернул он себя. - Ничего не слышно».

Он, стараясь не шуметь, сел на краешек табуретки. А что, если дедуля проснется? Тогда ему придется пойти туда, к нему, и поить его из чашки, а потом прикасаться к нему, вытирая губы и пролитую на грудь воду. А если он захочет есть? Гарри знал, что мама усаживала дедулю в подушках и кормила с ложки. Ничего сложного, Гарри справится. Просто подносить ложку ко рту и ждать, пока дедуля проглотит. Гарри знал, что мама иной раз кормила дедулю по часу, терпеливо ожидая, когда он проглотит очередную ложку супа или пюре, а дедуля держал еду во рту, двигая губами, но глотать не спешил. Гарри не знал, сможет ли он целый час высидеть на кровати рядом с дедушкой, как мама, а потом помогать укладываться. Это значит, что ему придется прижать это неповоротливое, пугающее тело к себе, обхватить руками, смотреть в лицо. Гарри больше всего на свете мечтал, чтобы этого не случилось.

« Пожалуйста, пожалуйста, пусть дедуля спит спокойно. Только пусть он не просыпается. А потом придет мама. Только маме нужно поторопиться. Она должна вернуться поскорее».

Гарри вспомнил, как в прошлом году к ним приезжала тетя Лили. Она писала чрезвычайно редко, а приезжала еще реже. Тетя Лили жила со своим третьим мужем в Барселоне и мама при упоминании об этом неодобрительно поджимала губы. А в прошлом году она неожиданно приехала как раз тогда, когда у Марка в школе были пасхальные каникулы. И по приезде она села на диван в гостиной, потрепала Гарри по волосам и начала расспрашивать Марка о школе, иногда смеясь и восклицая, что сама она училась совсем не так весело и интересно, и похвалила Марка, когда он рассказал об успехах в квиддиче и о том, что хочет заниматься этим профессионально.

А позже тетя Лили прошла в папин кабинет. И Гарри с Марком, хоть и знали, что это нехорошо, подкрались на цыпочках к двери и услышали, как тетя Лили почти кричит:

- Нет, я не могу взять его к себе! У меня муж…

- У тебя муж, а у меня дети, - взвился папа. - Еще когда мы все собрались, помнишь, Лили? Что сказал Ал? Я все сделаю, он сказал! Черта с два он сделал! Через несколько лет притащил старика к нам, а сам теперь и носа сюда не кажет. И мы должны тащить этот проклятый хомут! А ты, Лили, просто не знаешь, что такое держать его в своем доме, ухаживать за ним! Я даже домой идти иной раз не хочу, как представлю, что он там лежит и храпит, открыв рот. Мне это осточертело!

- Я ничего не могу сделать, - в голосе тети Лили звучали металл и угроза. - Поговори с Алом. В конце концов, это он первый предложил не сдавать отца в пансион. Свою позицию я озвучила еще тогда и с тех пор она не изменилась. Отцу было бы лучше в пансионе, где за ним был бы профессиональный уход, у него была бы сиделка и прочее. Он бы не мучился и нас не мучил. Ал настоял на своем, а ты его поддержал. Чего ты хочешь, Джеймс?

- Я думал, что отец не протянет долго. Год, может, два. - Гарри слышал, что папа как-то разом сник. - Ал тоже так говорил. А видишь, как все получилось. Он лежит у нас третий год бревном, не живет, но и помереть никак не может. Иногда мне кажется, что это он назло нам делает.