Поручил направить фюреру предложение о созыве в Г[ермании] Всемирного антибольшевистского конгресса. Время, кажется, пришло, следует сохранить лидерство в этой борьбе, необходимость которой ясно увидели лишь мы. Я не пошел в Рейхсканцелярию, поскольку вынужден был оставаться дома с опухшей стопой: старая болячка, гематома в суставе большого пальца ноги. Однако благодаря этому появилось время писать.
Фюрер дважды поручал мне разработать агитационные тексты на случай нападения русских. Я составил и направил ему две докладные записки; отдельные работы уже имеются и теперь должны быть расширены. Это деятельность исключительно литературного характера. На практике же это означает: объединение государств на Востоке, в бассейне р[еки] Дунай вплоть до Афганистана, далее Япония. Именно этой цели подчинена деятельность Нордического общества, которое я курирую и которое теперь вызвало живейший интерес (700 скандинавов в Любеке), кроме того, утомительная работа с Кузой[335] и Гогой, а также экономические переговоры с Югославией, Ираном и проч. Министр иностранных дел и обороны Афганистана в десятиминутной речи поблагодарил моего сотрудника Маллетке: только благодаря В[нешне]п[олитическому] в[едомству] НСДАП его страна была введена в Европу и обрела признание.
Читаю произведения Горха Фока[336]. Очень чистый незамутненный ум. С непредвзятым отношением в адрес тысячелетней истории христианства – истории искаженных представлений. В одном месте он верно замечает, что христианству неведом смех; нигде не упоминается о том, что учитель когда – либо смеялся. Я помню, что пастор Хан[337], проводивший обряд моей конфирмации, также упомянул об этом – с особой гордостью!
Работы Фока исполнены такой радости творчества, что немедленно вдохновляют. Мне понятен его трепет, когда он рассказывает, как во время поездки в Норвегию он увидел свое «Мореплавание»[338] лежащим на одном из шезлонгов: «Это ли не молодое вино для меня?» – Действительно, особенное чувство – когда твое духовное детище является вдруг перед глазами. Бывая в Бадене или Рейнланде, я нередко обедаю в дороге: и вот уже подходит владелец заведения и просит подписать для него одну из моих книг. В Данциге некий человек, узнав меня, бежит домой, хватает «Миф», вновь находит меня и просит оставить автограф. Автомобильный сторож из Кольберга рассказывает, что он трижды «перепахал» книгу… Во всех книжных магазинах Германии мои работы стоят на одной полке с работой фюрера.
И наконец. В Нюрнберге возводится крупнейший в мире Зал собраний[339]. Именно там в грядущие годы и столетия будут приносить присягу на верность вечной Германии. В фундамент этого гигантского здания на все времена замурованы два произведения: «Майн кампф» и «Миф».
Этого не смогут отменить и те завистники, которые потребляют мои мысли и которые слишком малы, чтобы желать сознаться в этом.
19.8.[1936]
Вот уже несколько дней снова заперт в [госпитале] Хоэнлихен[340]! Застарелое воспаление сустава ступни, столь же болезненное, как когда – то; снова бастуют мышцы спины. Все в точности так, как было год назад, когда мне пришлось пробыть здесь почти три месяца. И это накануне партийного съезда. Слабое утешение: вчера с воспалением сустава и растяжением сухожилия привезли Дарре. Диктовал сегодня речь для конференции деятелей культуры: лаконичный, но в принципиальных аспектах ясно и четко сформулированный текст. Возможно, даже чересчур, впрочем, ничто не мешает сгладить эту «остроту» после.
Никак не ожидал получить сегодня письмо от Людендорфа. Высказывая некоторые «личные соображения», он пересылает мне написанное в соавторстве с женой новое произведение «Библия – не Слово Божье». Я прочел рукопись, она значительно лучше, чем прочая писанина Матильды, которую едва ли возможно превзойти в напыщенности и безвкусии. Остается лишь вечно сожалеть о том, что Л[юдендорф] попал в руки такой поборницы «югендстиля» в философии. В возрасте 50 лет он стал задаваться вопросами, над которыми прочие начинают размышлять в 15, и то и дело ужасается испорченности священнослужителей. По – солдафонски пытается решать проблемы, которые не решить, прибегая к пушечной пальбе. А «возвышенный» философский зонтик Матильды и вовсе не вяжется с его образом. Но ему стыдно быть поучаемым мужчинами, и вот он, подобно сектанту, сражается на стороне «величайшего философа немецкого народа».
Л[юдендорф] – не без основания – опасается, что § 166[341] о защите конфессий намеренно был изложен в такой форме. Когда я впервые увидел эту изощренную редакцию, которая призвана обременить нас необходимостью защищать наших заклятых врагов и заткнуть нам рот, я сразу же заявил Гессу свой резкий и обоснованный протест. Вопрос был рассмотрен, обстоятельно изложенное возражение направлено в комиссию. Некоторое время спустя у Гесса прошло еще одно совещание с целью сформулировать позицию партии. Я направил туда Циглера[342] с нашим предложением, оно было единогласно одобрено. Содержание поправки таково: возможна лишь защита религиозных убеждений народа, недопустимы исключения в пользу отдельных конфессий, которые имеют достаточно наглости поносить все то, что ставит под сомнение непререкаемость их избитых «истин». Надо сказать, что священники – протестанты ведут себя даже более вызывающе, нежели католики. В ящике моего письменного стола уже около года лежит посвященная им рукопись под прискорбным названием «Паломничество протестантов в Рим»[343]. Возможно, я теперь все же допишу этот труд и издам его, чтобы еще больше разгорячить гогочущее болото. Некоторые ограниченные умы и без того интересуются: отчего Р[озенберг] никак не реагирует на книгу Кюннета[344]? Вот и ответ, я хочу дождаться весомого повода, чтобы заявить о «Паломниках». «Темные люди» в течение полугода были изданы тиражом в 650 000 экземпляров.
Греческий кронпринц пишет мне в приятной манере, что он сожалеет об отсутствии у меня возможности присутствовать на завтраке и выражает надежду на встречу в будущем. Поскольку Ширах и Хирль[345] подробно проинформировали его о трудовой и юношеской службе[346], он остался весьма доволен.
Слух о том, что я намерен побывать в Афинах, уже распространился. Гога спрашивал об этом Маллетке. Он узнал, вероятно, от румынского посольства, а оно, в свою очередь, от греческого. Конфиденциальность дипломатической информации! Профессор Луварис больше не является министром культуры, однако приглашение остается в силе. Впрочем, возможно, пока наступит октябрь, он займет свой пост вновь…
20.8.[1936]
Шикеданц сообщил: Лекка говорил с Гогой в Вене и рассказал ему обо всех подробностях нашей работы. Он пообщался с новым начальником сигуранцы[347] во время поездки по Чехословакии. Тот сообщил конфиденциальную информацию о том, что протест короля в Берлине не следует драматизировать: все дело в том, что Кароль сам желал быть посредником! Небезынтересное обстоятельство. Сначала король побуждает националистически настроенную оппозицию наладить с нами связь. Мы старательно развиваем отношения, затем масштабы движения начинают казаться королю слишком большими, и он выражает протест. И вот теперь, когда события, по-видимому, развиваются полным ходом, он вновь хочет лично участвовать в происходящем. Через Кузу и Гогу это можно устроить в любое время, я готов при случае отправиться в Бухарест. Опасность заключается лишь в том, что Кароль может обратиться в другие инстанции, которые не проинформированы о нашей работе. «Охотничьи набеги» к неосведомленным лицам могут лишь причинить вред.
На заседании конференции Института немцев зарубежья в Штутгарте[348] я выступить не смогу. Продиктовал обращение, которое зачитает д[окто]р Лейббрандт.
21.8.[1936]
Сегодня я узнаю, отчего капитан Фюрстнер[349], который занимался решением организационных вопросов, связанных с Олимпийской деревней, стал жертвой «несчастного случая». Некоторое время тому назад стало известно, что у него в роду есть евреи; ему дали отставку. Он выполнял свои обязанности до завершения Игр, затем с ним случился срыв и он покончил с собой. Один из этих многочисленных трагических пограничных случаев. Безусловно, в нем говорили германские гены – его поступок заслуживает только уважения.
Недавно были внесены в индекс [запрещенных книг][350] работы католического священника Хубера[351] о «Святом отце». Попросил доставить их сюда и ознакомился с ними. Работа «От христианства к Царству Божьему» с позволения церкви вышла в издательстве «Пустет», г. Регенсбург, специализирующемся на публикации исключительно католической литературы. Собрала многочисленные восторженные отклики католических епископов, профессоров и т. д. И вот теперь анафема. Хубер набожен, и именно потому, что он набожен и не дерзок юридически, иезуитский Рим старается убить в зародыше даже эту безобидную попытку движения души в сторону большей честности и свободы.
Несколько цитат: «Бульон третьей свежести под названием “мораль” снабдили этикеткой “истина” и выдают за “христианство”. Стоит ли удивляться, что нынче аппетит разжигают другие блюда!»
Горькое обстоятельство для епископов и кардиналов, по сутанам которых этот бульон стекает вниз капля за каплей.