– Ты вот что мне скажи, Лаврентий, – разминая пальцами правой руки папиросу, спросил Отец народов, – что у нас в Грузии? С подпольной группой правых ты разобрался, Картвелишвили расстрелян. Но до меня доходят слухи, что ещё остались в руководстве республики элементы, враждебно настроенные к советской власти. К примеру, что ты скажешь о Чарквиани?
– Товарищ Сталин, за Грузию можно не волноваться. Если слухи и доходят, то от тех, кому выгодно раскачивать лодку. А за Чарквиани я могу поручиться головой. Это преданный делу партии коммунист, мы с ним, как говорится, не один пуд соли съели.
– Ой, смотри, Лаврентий, голова-то у тебя одна, вторая не вырастет, – прищурился Иосиф Виссарионович. – С Чарквиани я встречался в прошлом месяце, при тебе же дело было, в общем он производит неплохое впечатление. Пусть поработает, дальше посмотрим.
– А вот меня, товарищ Сталин, тревожит происходящее на Украине. Не слишком ли круто Хрущёв на посту первого секретаря взялся за дело? Арестованы десятки тысяч партийцев, причём, как мне докладывают, зачастую по сфабрикованным обвинениям.
– Хрущёв, говоришь… А ведь и его фамилия мелькала в протоколах допроса этого Сорокина. Если верить его показаниям, Иудой оказался Никитка.
– Думаете, стоит заняться им вплотную?
– Займись, может, что интересное накопаешь. Если что-то интересное выяснится, лично мне докладывай. Понял?
– Так точно… Кстати, о Сорокине… – Берия сделал вид, будто запамятовал и только сейчас вспомнил. – Похоже, проявился наш беглец, не сгинул в тайге. И не где-нибудь проявился, а в Америке. Да вот, сами посмотрите.
Нарком извлёк из портфеля журнал «Тайм», развернул посередине и положил перед Вождём. Рядом с журналом лёг отпечатанный на машинке лист бумаги. И тут же – небольшое фото из личного дела зэка Ефима Николаевича Сорокина. Сталин с нескрываемым интересом сравнивал журнальное фото Бёрда и уже знакомое изображение Сорокина. Затем внимательно прочитал машинописный текст и поднял на Берию глаза:
– Выходит, этот Фил Бёрд и есть наш Сорокин?
– Не могу пока утверждать со стопроцентной уверенностью, что это именно объект Сорока, как он проходит по секретным документам, но вероятность этого весьма велика. Можно предположить, что имя он изменил на английский манер, а фамилия переводится как «птица». Правда, как мне подсказали опять же знающие люди, Ефим логичнее перевести как Джефф, это от имени Филипп сокращённо по-английски будет звучать Фил. Наверное, Сорока не очень большой полиглот, хотя, как мне доложили, разговаривает на английском практически без акцента. А может, просто хотел запутать следы.
– Выходит, это у него не слишком получилось…
– А может, и не слишком пытался, иначе с чего бы подался в режиссёры, да ещё давал интервью популярному американскому журналу.
– А что-то ещё по нему узнали?
– Пока не очень много. Мои люди в Нью-Йорке сейчас над этим работают, установили за объектом скрытое наблюдение. Естественно, они не в курсе всего. О том, кто такой Сорока на самом деле, знает весьма ограниченный круг лиц, – поспешил заверить шефа Берия. – Если же суммировать имеющиеся у нас сведения, можно сказать, что объект Сорока практически постоянно живёт в Нью-Йорке, в отеле «Грэмерси-Парк». Номер не из дешёвых, но Сорока может себе позволить, у него теперь связи в Голливуде, со студией братьев Уорнер. Не думал, что наш путешественник во времени такой хороший сценарист и режиссёр.
– Талантливый человек талантлив во всём, – усмехнулся в густые усы Сталин. – Никому он, случайно, там не разболтал, кто есть на самом деле?
– Достоверно не знаю, у нас было слишком мало времени, чтобы его прощупать. Но я думаю, что если бы он пошёл на откровения с местными властями или спецслужбами, то не разгуливал бы так просто по Нью-Йорку. Один раз обжёгся…
– Да, нехорошо получилось, но Ежов и Фриновский за это уже поплатились.
Снова вспомнился ночной кошмар, и Сталин непроизвольно вздрогнул.
– Так что, попробуем выкрасть? – осторожно предложил Берия.