А мальчик трех лет ничего не сказал, только ухватился за подол Баси, глядя на красивого и страшного усатого дядю.

– Угадали, паненки! – возвестил гусар. – И торт и пирожные! А за правильно отгаданные от-веты я вручу вам еще приз: фрукты в сахаре на любой вкус!

И выставил на край скамеечки свою пирамиду.

Малышня, взглянув на строгую воспитательницу, подбежали к сластям и стали их сортиро-вать на скамейке, Бася же сказала по-французски:

– Вы ужасно говорите по-польски, поручик. Может и по-французски тоже?

– En francais aussi (По-французски тоже) – ответил Дмитрий.

– А куда вы девали платок? Прикарманили?

– Вы очень прозорливы, мадмуазель Собеская, – ухмыльнулся Ржевский, вытянул платок из кармана и ловким взмахом накинул его на шею панны.

Бася стянула платок, небрежно бросила его на скамью и сказала с акцентом, но по-русски:

– Яркий пример русской галантности: принес вкусняшки детям, тряпицу бабе и ждет, что ба-ба сейчас задерет подол – на, родимай, заслужил!

– Да-а, – сказал Дмитрий. – И нет!

После чего помахал витиевато рукой в поклоне, шаркнул ногой, выпрямился, повернулся и пошел прочь, запев песню "Во саду ли, в огороде девушки гуляли, все хорошие, да только не по Сеньке шапка!".

Оказавшись в кругу приятелей, Ржевский сказал:

– Саша, придется тебе еще раз сходить к этой змее – вроде как ты извиняться пришел. После чего говори о чем угодно, но добейся, чтобы она заговорила. А заговорив, раздосадованная женщина обязательно выскажет все, что у нее на душе. Сможешь после этого приластиться к ней – одобрю без упрека. А пошлет вдаль – иди ко мне на доклад.

Сашка отсутствовал с час, но вернулся с кривоватой улыбкой и стал докладывать:

– Она точно на тебя запала: полчаса рассказывала мне какой ты грубый, наглый и тупой сол-дафон. Еще интересовалась, сколько польских офицеров ты убил, узнавал ли их фамилии и не было ли среди них Собеских и Потоцких.

– Надеюсь, ты перечислил ей с десяток магнатов? Без Собеских и Потоцких, разумеется…

– Я и не знаю никого из польских магнатов – кроме Радзивиллов. К тому же разве мы спра-шиваем поверженного противника: скажи свое имя?

– Я буду теперь спрашивать, – хохотнул Ржевский. – Под угрозой окончательного убиения. Это оказывается ценная информация, раз лакомые пани ей интересуются. Ну да ладно: то, что я хотел узнать, ты рассказал. Ластиться пробовал?

– Пробовал, но она так надменно на меня посмотрела…