На этот вопрос еще никто не дал ответа на земле. Ни один ученый, кудесник, мудрец, пророк или властелин! Никто не может рассказать, что есть там, по ту загадочную сторону черты жизни… Куда же исчезает то, что-то невидимое и невесомое, но живительное, как электрический ток, условно названное — душой. Ее присутствие приводит в движение тело человека и означает жизнь.
Куда девается эта невидимая, движущая сила после смерти?.. Или она попадает в чудесный сад Господа Бога, или блуждает в беспредельных космических просторах, или переселяется в другое существо?!..
Это самая большая загадка мироздания, самая неизученная и загадочная область науки. И я сейчас решу ее, — мыслит Мечислав Сливинский. — Я эгоист! И не для человечества решу, а для самого себя, и со своей тайной не расстанусь никогда.
Трещит шнур. Болит голова.
— Скорее, скорее гори — догорай, жизнь! Скорее! Не то я сойду с ума… — В жажде охватить необъятное — мозг напрягается, как чрезмерно надутый, готовый лопнуть пузырь. Всему есть пределы…
Трещит шнур… Слышны нервные шаги человека, считающего лишь секунды до разрешения величайшего вопроса бытия.
2. Расщепленные атомы
Сквозь дыры, проеденные молью в темно-синем и старом, как мир, бархатном занавесе ночи, просвечивает свет далеких миров и созвездий.
Светлые, как кометы, полосы бороздят синеву ночи. Тревожные гудки сирен смешались с мощным, все заглушающим шумом моторов. Все живое подавлено и утихло, в страхе прислушиваясь к могучему и величественному гулу массированного ночного перелета сотен аппаратов.
В темноте показалась спешащая тень, она спотыкается, падает… Сбив до крови колено, плачущая женщина шепчет:
— О, мейн Готт! Мейн либер Готт!
— Берта, Берта! Это ты? Хорошо, что ты пришла!
— Снова алярм… Когда это кончится? Мне страшно.
Мужчина вглядывается в небо, где кружится конвой истребителей, рассыпающий яркие магниевые ракеты. Они повисли на парашютах, как огромные свечи чудовищного канделябра.
— Бежим, Берта! Будет бомбежка.
— Бежим, Вилли. Я сегодня боюсь… Это неспроста они зажгли столько ракет.
Он открыл стальные двери и увлек перепуганную Берту вглубь подземелья.
— Теперь мы в безопасности. Над нами восемьдесят метров камня, недосягаемые никакой бомбе. Успокойся!
Скупо освещенные фонариком тени слились в объятиях. Она прижимается больше от страха, чем от любви, но ведь он же мужчина, сейчас весна… Переживет ли ее немецкая девушка с толстыми ногами, крупной, развитой грудью, сработанная для грубой работы?
Наступила пауза. Она, дрожа, прислушивается к взрыву бомб. Солдату не страшна война, он в ней видит потребность, утеху, но девушке страшно.