— Рахия! Их не интересует больше препарат!

Тибетец молча взглянул на пожелтевшее и обрюзгшее от опия и неудач лицо японца, выражавшее недоумение и злость.

Но, как ни странно, в Боно Рито пробудилось слабое, едва сберегшееся чувство отцовства.

«Магда в больнице. Как она себя чувствует? Ох, уж эти институтки… Я виноват сам, что не поставил солдата в юбке — воспитателем дочери… И при смерти не сказала бы, кто был у нее в ту роковую ночь… и он исчез… но я имел смутные подозрения даже против своей дочери… Нет, тяжело быть диктатором, — жажда власти умеряется животным ужасом и страхом перед собственным окружением… если собственная дочь предает интересы отца, то что же дальше? Но все-таки, может быть, она теперь скажет? Нужно поехать к Магде. Она, наверное, обрадовалась бы, увидев… нет, не его… а маленького обезьяненка.

Этот полуобезьяненок — ее слабость…

Почему она так к нему привязалась? Носится с ним, будто это ее собственный детеныш… Наследственность. Ее мать тоже интересовалась детенышем обезьяны.

Надо навестить ее и привезти этого чертенка… Это ее, несомненно, немного развеселит.

Ну что же, он его потянет, как кормилица, или… да, впрочем, он вспомнил — Магда в порыве увлечения этой новой игрушкой приставила к ней особую няньку… Вот и отлично, она и повезет чертушку…»

Боно Рито быстро собрался и через час автомобиль мчал их в отдаленный курортный городишко.

В зеркале машины он видел подпрыгивающее лицо обезьянки и строгое, скорбное лицо ее няньки.

Японец старался не думать ни о чем, но мысли назойливо кружили черными воронами, чувствующими запах падали…

Боно Рито в частной клинике. Его дочь — богатая и привилегированная пациентка. Японец торопливо спросил врача:

— Опасность миновала?

— Да, профессор… Вашей дочери гораздо лучше.

— Проводите меня к ней.

Увидев отца, Магда отвернулась.

— Как ты себя чувствуешь?

В дверях стояла закутанная в черный платок девушка, смиренная, как послушница, держащая на руках обезьянку. Малыш издал писк. Магда протянула руку, позвала ее и знаков предложила сесть у кровати. Приподнявшись, она нежно погладила светло-серый, стального цвета, нежный пушок.

— Совсем как ребеночек, — улыбнулась она, но при взгляде на отца улыбка сразу потухла.

— Уйди! Уезжай вообще, оставь меня в покое. Я хочу, чтобы этот малыш до выздоровления остался при мне. Устрой няньке и ему квартиру и стол, — капризно сказала она отцу.