— И не пестрый барс?

— Нет же, нет! Пестрый барс или дикий кабан, когда стреляешь, на тебя кидаются, а тут не так, — пояснил Мерген. — Этот опрокинулся и, пока я с ружьем возился, убежал. Словно растаял в воздухе. Ладно, думаю. Мне тогда ночевать пришлось тоже вот так, на уступе. И — собака со мной. Задремал, слышу: собака скулит и жмется ко мне. Чую, не отстало от нас черное чудовище. Беру ружье, но, сколько ни приглядываюсь, ничего не вижу. Тогда на хитрость пустился. Халатом своим камень накрыл, прихватил собаку и поднялся еще шагов на тридцать. Там пещерка, знал я ее по прошлым охотам. Лежу на краю, собаку кормлю, уговариваю, а сам наставил ружье на тот камень. Жду. Так, считай, до самого рассвета прождал. Дело к утру, небо уже чуть посветлело, но темно еще. И вот различаю: кто-то приближается. Верно, тот же зверь. Кидается на халат, я поправляю ружье, пускаю пулю. Крик страшный опять, ну в точности как вчера, когда мы на тропе встретились. Только уж не один раз взвыл, а много раз и подался вниз, скрылся в ущелье и все воет-воет, а вой его эхом отдается. Удачно, думаю, получилось, что перебрался я выше и не спал, ждал, как он придет расправиться со мной. Лежу еще, глаз с того места не спускаю, рук не отнимаю от ружья. Нет, больше не вернулся. Как рассвело, я спустился, гляжу: халат изодран в клочья. Иду, следы разглядываю — есть, вот они, следы, а понять не могу, с каким зверем имею дело. Так и не понял. Первую рану зализал он, потому что крови по следам к халату почти нет, так кое-где; а обратно уходил — уж поливал кровью и пыль, и камешки. Тянуло меня не отступаться, гнаться за зверем, да вспомнил: «Не гонись за убежавшим», — и удержался. Не знай я этого святого правила охотников — одно дело, а когда знаешь заповедь, да нарушаешь ее, совсем другое: тут не миновать беды, — закончил старик.

Костер потрескивал у их ног. Чушегез подкладывал хворост, прислушивался к ночной тишине. Он не сознался бы сейчас, что изрядно трусит. А если разобраться, то и в самом деле: ведь тому же загадочному зверю, разве ему путь заказан к их стоянке? Только зверь, наверное, побоится костра, и потому не нужно жалеть прутьев.

Вдруг Чушегез отчего-то стал волноваться, старик заметил это и, находясь под впечатлением собственного рассказа, принялся успокаивать счетовода.

— Теперь от тех таинственных зверей и духу не осталось. Полно военных, да и в любом доме ружье. Теперь, брат, таких чудовищ поискать!

Поужинав, они продолжали неспешную беседу, и время, должно быть, близилось к полуночи, когда Чушегез, ходивший за хворостом, на цыпочках подбежал к старику и скороговоркой зашептал:

— Мерген-ага, вот там, вон — напротив нас, кто-то есть!

— Па-хай! Какой ты, право, мужчина — тебе хоть капкан на зад прицепляй! Ну кто же там, смешной ты человек! Там — граница!

Он все-таки поднялся, грузный, и неторопливый, сделал несколько шагов в темноту, привалился к скале и послушал. Чушегез стоял рядом, сдерживая дыхание. Глубокое ущелье отделяло их от той стороны, и, хотя расстояние было немалым, звуки далеко распространялись по каменным ребрам гор. Чушегез со страхом наблюдал за стариком. Тот молчал и в темноте то склонял голову набок, то шапку наставлял к уху, ловя какие-то звуки.

— Да, есть, — сказал он.

— Уже не твой ли окаянный зверь мясо учуял? — предположил Чушегез.

— Гм, — промычал Клыч Мерген, — если зверь, то двуногий. И, по-моему, их там двое — трое. У-у, нечестивцы! — негромко выругался он. — Это чужие. Свои тут — военные, пограничники. Они б давно окликнули. Ха… свиньи проклятые, ведь у них это место непроходимым считается. Должно быть, по веревке спускают друг дружку, — рассуждал еще некоторое время старик, понимая, что дальше ждать нельзя. Кому-то надо бежать на заставу.

— Сумеешь добраться? — спросил он Чушегеза и шепотом стал объяснять путь. — Туда и ходьбы-то полчаса, не больше.

— Боюсь! Сбиться-то я не сбился бы, да боюсь: они пристрелят, — откровенно признался Чушегез.

— Стыдись! — грозно задышал на него старик. — Стыдись!.. Спустишься сюда и вон, где белеет откос, — по нему, а оттуда им не видно. В ущелье сухо. Да беги, там никого нет, они не ватагами ходят, глупый ты парень!.. Ближе к заставе, на выходе из долины, свистни, пережди — еще свистни и иди опять, конечно, оглядывайся… там встретят свои. А может, и раньше встретят, раньше — я так думаю.

— Ox! Ox! — слабо простонал Чушегез, а сам уже согласился идти.

— Там ты объяснишь. Объясняй точно, все как есть. Спросят, отвечай точно. У кого будет сомнение, назови меня, командиры все меня знают. Назови наш колхоз, Сахата, Амана… А если не уверен в себе, так останься, я пойду. Мешкать некогда, тут минуты дороги. Останешься? — круто спросил старик.

— Пойду, — сказал Чушегез.

— Валяй с богом! — Слезешь осторожно, а в долине — бегом. Беги сколько сил есть, секунды не теряй! — напутствовал Клыч Мерген.

— Иду! — Чушегез встряхнул нож на поясе и, тронув старика за плечо, стал спускаться по обрыву.