Молитва была обычная. Только голос придавал ей какую-то новизну. Через каждые два-три слова брат Бишоп резко вдыхал и протягивал воздух сквозь голосовые связки – получалось своего рода обратное хмыканье. «Ты во» – хмык – «дни тягостные» – вздох – «спас» – вдох – «душу мою» – фырк.

Потом собравшиеся, во главе которых опять встала миссис Дункан, грянули «Руку мне подай, Господь, дай преграды обороть». Пели в темпе побыстрее, чем в нашей церкви, но звучало даже убедительнее. Мелодия излучала радость, меняя смысл грустных слов. «Свет дневной умчится прочь, и меня обступит ночь, и придет ко мне мой смертный час…» Пели самозабвенно: создавалось впечатление, что этот самый час – время великой радости.

Самые выдающиеся крикуны уже успели себя показать, их веера (картонные рекламные объявления из самого большого негритянского погребального бюро в Тексаркане) и белые кружевные платочки взметались высоко в воздух. В темных ладонях они напоминали маленьких воздушных змеев без деревянной рамы.

Высокий священник вновь встал у алтаря. Дождался, когда стихнут и песня, и гомон.

Произнес:

– Аминь. Слава.

Прихожане постепенно выскользнули из потока пения.

– Аминь. Слава.

Он выждал, пока в воздухе угасли последние ноты, взбираясь по лесенке одна выше другой. «Встану я у реки…», «Помоги мне путь найти…» «Покажи мне верный путь». Похоже, эта последняя. Повисла тишина.

Чтение было от Матфея, двадцать пятая глава, с тридцатой по сорок шестую строку.

Проповедь называлась «Одному из сих братьев».

Прочитав соответствующие строки под аккомпанемент нескольких «Аминь!», священник начал:

– В Первом послании к коринфянам сказано: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы». Отдам на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы. Я задаюсь вопросом: что же такое любовь? Если добрые поступки не есть любовь …

Прихожане поспешно откликнулись:

– Верно, Господи.

– Если отдать плоть и кровь не есть любовь…

– Да, Господи.

– Я спрашиваю себя: что же есть любовь, о которой столько говорится?

Ни разу я еще не слышала, чтобы проповедник так быстро добирался до сути. В церкви нарастал нетерпеливый гул, те, кто знал заранее, выпучивали глаза, предвкушая предстоящее развлечение. Мамуля сидела недвижно, как ствол дерева, однако стиснула носовой платок в кулаке – торчал только кончик с моей вышивкой.

– Я понимаю так: любовь не честолюбива. Она не кричит о себе. – Священник набрал полную грудь воздуха, чтобы описать нам, чем не является любовь. – Любовь не кричит на каждом углу: «Я вас кормлю, я вас одеваю – а потому имею право на вашу благодарность».