Вот как? И что же ты делаешь?
Я смотрела, как мой брат проверяет слепое пятно, прежде чем перестроиться. Он вёл машину одной рукой, всем телом откинувшись на спинку – человек, приятно удивлённый тем, как хорошо сложилась его жизнь. Именно тогда, детектив, мне очень хотелось хотя бы каплю его уверенности, его беззаботности.
Сердце колотилось у меня в груди, как бешеное, когда я сказала: импортом поддельных дизайнерских сумок.
Его голова дёрнулась ко мне. Мои голосовые связки сжались, но я продолжала. Это целая схема, по которой мы возвращаем подделки в универмаги, а настоящие сумки продаем на eBay.
Я почувствовала, как мои лицевые мышцы исказились в ужасной гримасе, пытаясь интерпретировать противоречивые сигналы облегчения и ужаса, вспыхивавшие в моём мозгу.
Глаза брата вылезли из орбит, он сморщил лоб, а потом взорвался хохотом. Круто, круто, воскликнул он. Вы прямо Бонни и Клайд.
Именно, сказала я.
Успокоившись, он спросил: чем ты на самом деле занимаешься?
Оформляю контракты для её бизнеса по производству сумок.
Тоска смертная.
Он свернул в торговый центр и припарковался перед алкомаркетом, куда часто заходил, ещё будучи подростком. Я возилась с пряжкой ремня безопасности, мои пальцы стали жёсткими и болезненными, будто поражёнными артритом.
О боже, помнишь это место? – спросил он, уже сменив тему. Помнишь, как мама нашла шесть банок пива у меня под кроватью?
В общем, вы поняли, детектив. Хотя я действительно призналась Гейбу в своём преступлении, он никак не мог воспринять то, что я ему сказала. Более того, я уверена, что он вообще не вспомнил бы этот наш разговор, если бы вы его не допросили.
Если бы на месте водителя в тот день была моя мама, а не Гейб, тогда, может быть, всё сложилось бы иначе. Что ты сейчас сказала? – спросила бы она убийственно медленно, после того как я выпалила бы своё признание. И, не в силах отступить, я бы выложила ей всю отвратительную историю, а она слушала бы сначала непонимающе, а потом постепенно приходя в ярость.
Эта твоя так называемая подруга приставила нож к твоей шее и угрожала тебя убить? – спросила бы она. Нет? Тогда тебя никто не заставлял, ты сама решила этим заниматься. Ты отвратительна, ты глупа, как ребёнок. Мне никогда не нравилась твоя Винни.
Я выслушала бы все слова матери. Я выдержала бы все её словесные пощёчины. И в этот момент, несмотря на её гнев и разочарование, я уже не была бы одинока.
Я сама отведу тебя в полицию, сказала бы она, и всё моё существо расслабилось бы. Сдайся и получи по заслугам.
Я знаю, что это заняло немного больше времени, чем следовало бы, детектив, но в конце концов я послушалась маму, и вот я здесь. Что ещё я могу вам сказать? Что ещё вам нужно выяснить?
16
Прошло четыре дня после операции. Винни открывает входную дверь, в спальне звонит телефон. Она поворачивает засов и спешит к нему, на ходу снимая солнцезащитные очки. На экране мигает местный номер, который ей незнаком. Она отклоняет звонок, а потом вспоминает, кто ещё, кроме Авы, знает этот её телефон: стратег по маркетингу и связям с общественностью, которого она наняла для предварительной работы над новым предприятием. Он закончил на день раньше; она не удивлена. Здесь, в Китае, ни одна задача не может считаться невыполнимой, ни одно требование – слишком экстремальным, никакие сроки – слишком сжатыми. Всегда найдётся кто-то моложе, сильнее, голоднее, кто готов работать усерднее, быстрее, дольше. Высокоскоростная железнодорожная станция за девять часов? Мост в тысячу триста тонн за полтора дня? Не проблема. Будет сделано.