Старый и опытный Видкунн, придирчиво осматривал коня, выделенного для Бернарда, проверял упряжь, пока Айнис Холодный и Орм Кюрлинг натягивали на монаха доспех.

Пронзительно заревели трубы герольдов, и Сигурд, а с ним и все норвежцы, с замершими сердцами смотрели на несущихся во весь опор всадников. Удар! и жалобно заржав, встал на дыбы конь Бернарда, и повалился монах в пыль, и кинулись к нему Айнис и Орм. А Эгас Гонсалес победно потрясал копьём.

– Он ранен! – воскликнул Сигурд сын Храни, и действительно, к малому, но всё же удовлетворению норвежцев, Эгас Гонсалес шёл за призом покачиваясь, и кровь струилась по его руке, капая на землю.

– Что с Бернардом? – спросил Сигурд у подбежавшего Айниса.

– Жив, но оглушён. Видимых ран нет, возле него сейчас Тогви Знахарь.

Радостными, оглушительными криками приветствовали галисийцы и бургундцы победу своего бойца, и сгорали от стыда норвежцы.

Но к их гордости и радости, к гневу и злобе галисийцев, в стрельбе из лука всех превзошёл Тойво Охотник, а в поединках на мечах полную победу одержал Даг сын Эйлива.

Потом были состязания поэтов, и как норвежцы, не поняли цветистых песен знаменитых трубадуров из Прованса, так и галисийцы ничего не поняли из вис, рассказанных Эйнаром сыном Скупи и Халльдором Болтуном.

Была среди присутствующих и Эрмесинда, и Сигурд подозвал к себе Орма Кюрлинга.

– Ты знаешь песню, где бы звучала могучая сила и вера в волшебство женской добродетели, единственной утехи мужей, где бы звучало восхищение красотой женщины, которая когда твёрдо любит, выносит все невзгоды, удары судьбы и смерть, рядом с избранным супругом?

– Твои слова конунг, уже сами как песня… – Орм немного подумал, – знаю, слушай.

Обладавший цепкой памятью, Сигурд намертво запомнил вису, и под одобрительные крики норвежцев, вышел на ристалище. Смотря только на любимую Эрмесинду, только на неё одну, он громко пропел: