Он поднимает одну бровь. — Перемирие.

— Да. Я имею в виду… Я могла бы… Думаю, я могла бы перестать поднимать температуру до 25 градусов, как только ты отвернешься. Надень свитер, вместо этого.

— 25 градусов?

— Я ученая. Мы не используем Фаренгейт, так как это нелепая шкала и… — Он смотрит на меня с выражением, которое я не могу расшифровать, поэтому я быстро меняю тему. — И, наверное, я могла бы отказаться от диснеевских саундтреков?

— Могла?

— Да.

— Даже от «Русалочки»?

— Да.

— А как насчет Моаны?

— Лиам, я очень стараюсь. Если бы ты мог, пожалуйста… — Я уже готова выбежать из кухни, когда понимаю, что он на самом деле улыбается. Ну, вроде того. Своими глазами. Боже мой, это была шутка? Он шутит? — Ты не такой смешной, как ты думаешь.

Он кивает и молчит минуту или две. Затем, — Саундтреки Диснея не так уж плохи. — В его голосе звучит боль. — И я тоже постараюсь быть лучше. Я буду поливать твои растения, когда тебя не будет в городе и они вот-вот погибнут. — Я знала, что он специально дал моему огурцу умереть. Я знала это. — И, возможно, я сделаю сэндвич на ужин, если проголодаюсь после полуночи.

Я поднимаю бровь.

Лиам вздыхает. — После десяти вечера?

— Это было бы идеально.

Он скрещивает свои огромные руки на такой же огромной, всё ещё голой груди, а затем слегка покачивается на пятках.

— Хорошо, тогда.

— Хорошо.

Молчание затягивается. Внезапно, эта ситуация кажется… напряженной. Липкой. Какой-то гранью. Переломным моментом.

Хорошее время для меня, чтобы уйти.

— Я собираюсь… — Я указываю в сторону лестницы, где находится моя спальня. — Спокойной ночи, Лиам.