В начале ноября до нас добралось известие о победе английского флота под командованием адмирала Адама Дункана над голландским у местечка Кампердаун. У англичан было шестнадцать линейных кораблей, у голландцев — семнадцать, но более слабых, так что можно считать, что силы были равны. Новинкой было то, что англичане напали не в строю линия, а двумя колоннами, и сражение распалось на множество корабельных дуэлей. Класс у англичан оказался выше. Они захватили одиннадцать вражеских кораблей, но один фрегат сел на мель, а потом был отбит голландцами, и два линкора затонули. Адмиралу Адаму Дункану грозили еще более щедрые награды, но он сперва отказался от всех в знак презрения к Адмиралтейству, назначившему его командующим самым неперспективным до того времени Северным флотом, а потом позволил себя уговорить и принял титул виконта и пенсион в три тысячи фунтов стерлингов в год, наследуемый в двух поколениях.
В конце апреля в Кадисский залив прибыл караван транспортов со снабжением для Средиземноморского флота. Кораблями сопровождения командовал контр-адмирал Горацио Нельсон на линейном семидесятичетырехпушечном корабле «Авангард». Он привез адмиралу Джону Джервису новые инструкции Адмиралтейства. Французы собрали до четырехсот кораблей и транспортов в портах Прованса для переброски десанта под командованием Наполеона по одним сведениям на Сицилию, по другим — на Мальту, по третьим — в Египт. Средиземноморскому флоту приказывали, не снимая блокаду испанского флота, помешать этому.
Второго мая от Средиземноморского флота отделилась эскадра из линейных семидесятичетырехпушечных кораблей «Авангард», «Орион» и «Александр», фрегатов «Изумруд» и «Терпсихора» и корвета «Хороший гражданин» и вместе с семью транспортами отправилась в Гибралтар. Командовал этой эскадрой контр-адмирал Горацио Нельсон. Перед отплытием он собрал у себя в каюте за столом всех капитанов кораблей. По правую руку от контр-адмирала сидели флаг-капитан «Авангарда» Эдвард Берри, капитан «Александра» Джон Болл и капитан «Изумруда» Велтерс Беркли, а по левую — капитан «Ориона» Джеймс Сумарес, капитан «Терпсихоры» Ричард Боуэн и я. Как обычно и бывает, выглядел легендарный адмирал, так сказать, не по славе. Точнее, темно-синий мундир с орденом Бани и золотыми эполетами смотрелся весомее, чем то, на что был надет. Изюминкой был правый рукав, почему-то пристегнутый позолоченной булавкой спереди, на уровне солнечного сплетения, словно должен был защитить именно эту часть туловища, самую ценную. Угощал нас Горацио Нельсон забористым портвейном. Как и русские, англичане в алкоголе на первое место ставят крепость, а вкусовые качества — на третье. Чему отдается второе место, мне не смогли объяснить ни те, ни другие, но дружно отвечали, что вкусовые качества — это дело третье.
— Я собрал вас, чтобы сообщить, что нам выпала честь отправиться в Средиземное море и выяснить, что задумали французы, — начал хозяин каюты. — Возможно, нам повстречается вражеский флот, и мы сможем проявить себя. Надеюсь, что все корабли примут участие в сражении, никто не подведет меня, — сказал контр-адмирал и посмотрел на меня.
По психотипу он, как и Наполеон, сенсорно-этический экстраверт (Дипломат). То есть, собственного стратегического и даже тактического мышления не может быть в принципе, но прислушивается к советам более скромных и одаренных подчиненных. Если таковых рядом не окажется, будет тупо давить, а когда поймет, что не справится, начнет уговаривать противника сдаться. Вот в уговаривании он спец (Дипломат).
— Мой корабль займет место в линии и будет действовать против любого противника, который ему достанется, — произнес я.
Радостно, словно не был уверен, что услышит такой ответ, контр-адмирал воскликнул:
— Против любого не надо, выбирай противника из примерно равных!
— Равных английским морякам нет, особенно если ими командует такой отважный адмирал! — со скрытой издевкой заявил я.
Горацио Нельсон повелся на эту грубую лесть, как ребенок. Наверное, поражение на Тенерифе привело его немного в чувство и понизило самооценку до нормального уровня, а так хотелось большего.
— С такими смелыми капитанами мне не страшен никакой враг! — польстил он в ответ без, как надеюсь, скрытой издевки.
Вот и я подумал совершенно искренне, что большую часть английских моряков составляют профессионалы высочайшего, по нынешним меркам, уровня. С ними надо суметь проиграть таким слабым противникам, которые сейчас противостоят Англии. Любой адмирал выиграет с ними сражение, что и показывают последние события. Разница будет только, с каким счетом. Горацио Нельсону повезет оказаться в нужное время в нужных местах. Правда, в чем ему не откажешь, он с упорством, присущим его психотипу, искал возможность сразиться и ввязывался в драку без раздумий, что тоже присуще его психотипу, а потом подчиненные выручали его, заодно разбивая противника. Или не разбивая, как случилось на Тенерифе, где испанцы, защищая свои дома, не дрогнули.
75
Восьмого мая мы вышли из Гибралтара, оставив там транспортные суда. Балеарские острова обогнули с востока. Семнадцатого мая возле мыса Сисье, что неподалеку от Тулона, фрегат «Терпсихора» захватил французского корсара — тартану с шестью фальконетами трехфунтовыми и тридцатью восемью членами экипажа. Капитан корсарского судна, бывший лейтенант военного флота, рассказал, что в Тулоне стоит эскадра из девятнадцати линейных кораблей, из которых пятнадцать готовы выйти в море, и несколько десятков транспортов. Куда именно собирается Наполеон, корсарский капитан не знал. По его словам, этого не знал никто, включая французского главнокомандующего. На Тенерифе, видимо, контр-адмирал Горацио Нельсон много чего понял, поэтому не кинулся сражаться с полутора десятками линейных кораблей, а отошел западнее, выслав на разведку фрегаты и корвет. «Хороший гражданин», как самый быстроходный корабль эскадры, должен был крейсировать возле Тулона. Если французский флот выйдет из базы, нас следовало сообщить об этом контр-адмиралу Горацио Нельсону. Рандеву было назначено возле мыса Сисье.
В ночь на девятнадцатого мая начался шторм от норд-веста. Довольно сильный для этого времени года. Я приказал поставить штормовой стаксель и держаться курсом бейдевинд левого галса. Нас медленно, но верно сносило в сторону Корсики. Что в это время делали другие корабли, понятия не имел.
Двадцать третьего мая шторм стих, и через день я галсами добрался до мыса Сисье, чтобы встретиться с остальными кораблями эскадры. Там никого не было. Решил, что их отнесло дальше, чем корвет, прибудут дня через два-три, и, чтобы не терять время зря, пошел к Тулону. Там двадцать пятого мая захватил рыбацкую динги — лодку пять метров длиной и с вынесенной к носу мачтой с гафельным парусом. Англичане такие суденышки называют кэт. На ней были два рыбка, отец и сын. Оба старались казаться веселыми, словно повстречали корешей, которых давно не видели.
— Если честно ответите на мои вопросы, отпущу, — предупредил я и спросил: — Сколько в Тулоне военных кораблей?
— А кто их считал?! — пожал плечами отец. — Много, штук десять, может, больше. Они вместе с купеческими стоят, попробуй сосчитай!
— Меня интересуют очень большие военные корабли, их с купеческими не перепутаешь, — подсказал я, поняв, что французы решили по привычке закосить под дурака.
— А-а, большие! — радостно воскликнул отец, будто только сейчас понял, о чем я спрашиваю. — Эти ушли почти все, осталось два или три.