На северо-западе мыс Сан-Винсенте. Обычно купеческие суда, следующие через океан, выходят к западной части Пиренейского полуострова, а потом следуют на юг до этого мыса, после чего поворачивают на юго-восток к портам Кадисского залива или к проливу Гибралтар, но точно так же огибают мыс и военные корабли, следующие, допустим, из французского Бреста. Дует западный ветер, мы идем курсом норд, поэтому решаю следовать так и дальше. Подойдем поближе, посмотрим, что это. Если испанское купеческое судно, пойдем на сближение, а если большой военный корабль — на удаление. Скорость у нас выше, так что при желании не разминемся или не встретимся.
На шканцы выходит Фион Хоуп. На ней новое платье, купленное в Лондоне. Сегодня день этого платья. Завтра — следующего. Цикл — девять дней. После переселения моей жены в капитанскую каюту корвета и выхода из Лондона начался второй цикл. Вообще-то на боевом корабле в походе не положено находиться женам капитана и офицеров, поэтому Фион числится моей сестрой. Когда она выходит на шканцы, почти у всех членов экипажа, особенно у молодых, появляются неотложные дела поблизости. Мою жену прямо таки прёт от такого мощного и постоянного мужского внимания. Сидела в глуши деревенской никому не интересная, а тут сразу столько тайных воздыхателей. И у моего экипажа теперь есть, на чей образ дрочить перед сном и не только. Тем более, что образ не тускнеет, освежается каждый день, пусть и путем разглядывания издалека. Впрочем, лейтенантам и мичманам даже удается поговорить с ней, когда я оставляю Фион одну на шканцах, или приглашаю кого-нибудь их них на обед, или принимаю приглашение кают-компании на обед. Раз в неделю офицеры приглашают меня отобедать с ними, чтобы отблагодарить за то, что я приглашаю их по отдельности за свой стол. Или не приглашают, что встречается в порядке исключения на некоторых кораблях.
— Про какой парус кричали? — спрашивает Фион, поднимаясь на шканцы.
Она приподымает подол платья, чтобы не наступить на него. Наверняка стоящие внизу матросы увидят кружева на штанинах ее панталончиков. Можно считать, что день у них удался и ночь будет яркой. Некоторые уже почесывают руки.
Я даю жене подзорную трубу и показываю, в какую сторону смотреть. Фион долго водит трубу из стороны в сторону, пока я не направляю рукой.
— Вижу! — радостно восклицает жена. — Какой маленький кораблик!
Кораблик оказался в два с лишним раза больше корвета. Это был флейт голландской постройки водоизмещением тысяча двести тонн. На флагштоке испанский флаг. В правом борту четыре пушечных порта. Столько же должно быть и в левом, но пушек, наверное, всего четыре. В Вест-Индии они не нужны, там с пиратами покончено лет пятьдесят назад, а следующий период начнется, когда Испанская империя распадется на множество маленьких и не очень государств. Видимо, раньше ходил в Ост-Индию, где всё никак не перевешают отчаянных парней. Тамошняя рождаемость опережает работу палачей. Мы должны были пересечь курс флейта по носу на дистанции около полумили, но я приказал убрать главные паруса. Вдруг решат пострелять?! Испанцы, как и французы, предпочитают бить по парусам, такелажу. Им нужна не победа, а возможность удрать.
Когда дистанция сократилась до трех кабельтовых, я приказал поменять французский флаг на английский и выстрелить холостым из погонного орудия. На купеческом судне решили не играть в героев, повернули на ветер, чтобы остановиться, не убирая паруса, а на воду спустили шестивесельную лодку. На ней прибыл на корвет шкипер с судовыми документами на «Жорж Джоунг». Французское название ни к чему не обязывало, но намекало, что судовладелец, скорее всего, подданный республики. Шкипером был высокий и крепкий блондин лет тридцати семи, одетый в шляпу-треуголку того фасона, что сейчас моден у английских военных моряков, черный кафтан, застегнутый на бронзовые пуговицы с якорями, черные панталоны и гессенские сапоги. Наверное, раньше служил в военном флоте или до сих пор мечтает послужить.
— Мое судно под испанским флагом, вы не имеете право нас задерживать, — заявил он на довольно таки приличном английском языке.
Голландцы во все времена слыли полиглотами. Может быть, потому, что слишком малы и постоянно должны подстраиваться под больших и сильных соседей, а может, потому, что почти все побывали моряками, а эта профессия заставляет учить иностранные языки.
— Девятнадцатого августа Испания заключила с Францией оборонительно-наступательный союз и стала врагом Англии, — поставил его в известность на голландском языке.
— Тысячу чертей и якорь мне в глотку! — выругался шкипер на родном языке. — От судьбы не убежишь!
— Судовладелец — голландец? — спросил я, догадавшись, что флейт перевели под нейтральный испанский флаг, когда Голландия стала французской Батавией, чтобы англичане не смогли захватить.
— Да, — ответил шкипер. — Яков Гигенгак.
— Он не из семейства богатых судовладельцев Гигенгаков? — поинтересовался я.
— Говорят, когда-то давно это семейство было богатым, а сейчас знаю только одного состоятельного Гигенгака, которому принадлежит…принадлежал этот флейт, один единственный и довольно старый, — рассказал голландец.
Что ж, Гигенгаки поднялись, помогая мне, и опустились после того, как напали на меня.
— Давно построен флейт? — задал я вопрос.
— Сорок два года назад, — ответил голландский шкипер. — Во время каждого шторма боюсь, что развалится на куски, и течет так, что матросы двумя насосами не успевают откачивать воду. Груз ниже ватерлинии обязательно подмачиваем.
— Что везете? — полюбопытствовал я.