Книги

Под британским флагом

22
18
20
22
24
26
28
30

Наступила пауза, будто смысл моих слов был слишком труден для понимания, после чего более сотни глоток заорали так, что даже мои барабанные перепонки, измотанные продолжительным грохотом карронад, болезненно напряглись.

Когда они успокоились, я, достав карманные золотые часы и посмотрев время, приказал мичману Джону Хедгеру, который вел судовой журнал во время боя:

— Запиши: «Восемнадцать часов шестнадцать минут. Вражеский фрегат сдался».

99

Тридцативосьмипушечный фрегат «Фурия» был вооружен всего двенадцатью карронадами, двумя двадцатичетырехфунтовыми пушками и шестью восьмифунтовками, две из которых были погонными, а две — ретирадными. Экипаж был сокращен на двадцать процентов. Освободившееся место занял груз кофе и сахара и солдаты из шестьдесят шестого пехотного полка. Видимо, часть экипажа и пушки сняли якобы для размещения солдат, а заодно закинули в трюм три сотни тонн колониальных товаров, чтобы маленько подзаработать. Явно это была не капитанская инициатива, потому что командовал фрегатом двадцатилетний лейтенант Габриэль-Этьен-Луис ле Марат-Керданиэл, тяжело раненый в бою. Как мне рассказал юный мичман, спустивший флаг, лейтенант командовал кораблем всего полгода, простояв большую часть этого срока на рейде порта Тер-де-О, расположенного на одноименном острове архипелага Ле-Сент в группе Малых Антильских островов. Оттуда они и везли кофе и сахар. Кстати, груз основательно подмок, потому что в трюме уровень воды был в пять футов, которая натекла через наделанные нашими ядрами пробоины. В бою погибло тридцать пять французов, тридцать семь было тяжело ранено, а легкораненых не считали. На корвете погиб всего один комендор, когда взорвалась карронада, и ранены щепками и мушкетными пулями пятеро матросов и морских пехотинцев. Такая существенная разница в потерях объяснялась тем, что корвет сидел ниже фрегата и профессиональные навыки французских комендоров были никудышными, поэтому большая часть вражеских ядер пролетела выше, изрядно побив лишь фальшборт и грот-мачту. К тому же, мы выстрелили по сто двадцать девять зарядов на каждое орудие, а французы — около семидесяти. Точно сказать не смогли, потому что подсчет никто не вел. Подозреваю, что ребята прекрасно проводили время в колонии, не утруждаясь боевой подготовкой, а потом их послали в метрополию. По пути они встретили наш караван, и черт дернул напасть на флейт. Иначе бы разминулись с корветом и благополучно добрались до порта Брест.

Остаток дня и почти весь следующий мы занимались ремонтом обоих кораблей и перевозкой на «Хороший гражданин» французских офицеров, пороха и ручного оружия с «Фурии», на которую я назначил капитаном Роберта Эшли, придав ему лишь пять морских пехотинцев. Я не был уверен, что смогу довести так сильно поврежденный корабль до Галифакса, а малое количество людей будет легче эвакуировать. Снять всех французов не смогу, да и не захочу. На корвете нет места для трех сотен враждебно настроенных пассажиров.

К вечеру двинулись в путь. Фрегат «Фурия» шел впереди, разместив на корме три фонаря. Из запасных стеньг и обломков мы соорудили на нем фок-мачту и грот-мачту, но парусности для такого большого корабля было маловато, поэтому скорость развивал от силы узла три-четыре. Корвет шел сзади и с наветренной стороны, чтобы быстро подойти и воздействовать на пленных французов, если вдруг решат пошалить, поиграть в героев. К утру ветер раздулся и обе мачты на фрегате сломались. Пришлось взять его на буксир. Ровно через двадцать пять дней и только благодаря хорошей погоде мы добрались до порта Галифакс на полуострове Новая Шотландия, который в будущем станет канадской провинцией с таким же названием.

100

В двадцать первом веке Галифакс запомнился мне забавным инцидентом. Я не знал, что в Канаде нельзя фотографировать государственные учреждения без письменного разрешения властей, и щелкнул мобильником старый пакгауз возле порта. Смотрю, ко мне рысачат, насколько это позволял избыточный вес, два полицейских. С советских времен в меня забиты алгоритмы действий при встрече заграницей со шпиономанией, поэтому на всякий случай мигом удалил фотки. Подбегают копы и объявляют, что я нарушил такой-то закон, поэтому буду оштрафован на четыреста канадских долларов.

— Я ничего не фотографировал, — заявляю в ответ и даю им свой мобильный телефон: — Вот посмотрите, там нет ни одного фото.

Проверили — точно нет.

— Но мы видели, что вы фотографировали, — продолжают утверждать они.

— Вы видели, что я делал вид, что фотографирую, — возразил я. — Разве запрещено делать вид, что что-то делаешь? Я был уверен, что разрешено всё, что не запрещено.

— Да, это так, — согласились они. — А зачем вы это делали?

— Чтобы проверить, действительно ли в Канаде все соблюдают закон, особенно полицейские, — строгим голосом ответил я и перешел в наступление: — Ваши средства массовой информации постоянно обвиняют Россию в том, что в ней нарушают права человека, не соблюдают законы, а сами собираетесь наказать невиновного человека.

Они переглянулись и отвалили.

У меня стойкое убеждение, что канадцы — это тормозные янки. При этом тормозят они не так, как, допустим, эстонцы и финны, медленно двигаясь и поскрипывая остатками извилин на остатках мозга, а с жизнерадостной неторопливостью обожравшихся рахитов. Наверное, черпают энергию из кофе, который пьют везде: шагая по улице или коридору больницы, находясь в общественном транспорте, супермаркетах, музеях, церквах… Такое впечатление, что канадец рожден, чтобы на планете не осталось ни одного кофейного зерна. Не могу сказать, насколько виновато в этом кофе, но не встречал в Канаде ни одной красивой женщины. Говорят, иногда такие рождаются и, как только научатся ползать, тут же перебираются через границу. Еще одной чертой, редко встречающейся у потомков англосаксов, являются бесцеремонные попытки надуть по мелочи. Если не знаешь, что куда-то можно доехать (я хотел съездить на экскурсию в природный парк) за пару канадских баксов, то тебя будут убеждать, что сделать это можно только за двенадцать через вот это агентство. Когда я сказал, что в интернете пишут, что можно за два где-то вон там, не подскажите где, меня, нимало не смутившись, продолжили заверять, что лично мне лучше будет за двенадцать вот здесь. Если на сайте канадской гостиницы указана цена номера, не верьте глазам своим. Эта цена бывает пару раз в год, по каким-то особо несчастливым для гостиницы дням, а во все остальные она раза в полтора-два выше. В магазинах на ценниках написана цифра без учета семипроцентного налога с продаж, так что сразу добавляйте к цене одну пятнадцатую. У меня большое подозрение, что подобную мелочную и примитивную хитроватость привнесли в Канаду украинские эмигранты. Это единственная их связь с исторической родиной, поскольку украинский язык и умение и желание работать забыли напрочь.

Что в Канаде хорошо — улицы чистые, дома ухоженные, с обязательной лужайкой для барбекю, которое делают на газе. Возле каждого дома гараж на пару машин, которые почему-то весь год стоят на открытом воздухе перед крыльцом. В гараже хранят то, что уже не нужно, но выкинуть жалко, поэтому забит до отказа. Скорее всего, тоже украинское наследство. По улицам, машинам, гаражам и домам с утра до вечера мотаются белки, в большинстве черного цвета. Я их называл белками-кочегарами. Все канадцы от мала до велика с утра и до вечера мотаются по улицам, занимаясь спортом. Чем-то же надо заниматься, иначе от скуки умрешь. Бегунов на улицах, особенно утром и вечером, больше, чем прохожих. На машинах передвигаются в основном пенсионеры. На пенсию и мужчины, и женщины выходят в шестьдесят пять — кто бы еще так гадил бабам, если бы не было феминисток?! В десять вечера канадские мальчики и девочки всех возрастов ложатся баиньки. Взрослые, гуляющие после десяти на улицах или сидящие в барах — это иностранцы. Вход в больничные палаты свободный, без всяких халатов. Медперсонал отличается только бейджиками на груди. Я ходил проведать матроса-филиппинца, который, возвращаясь из бара, решил пройти по парапету и заработал сотрясения мозга, хотя, по моему глубокому убеждению, врачи ему беспардонно польстили. Лечение и питание бесплатное. Лежат по одному или двое в палате, в которой есть туалет и душ. У каждого пациента свой телевизор и наушники, чтобы не мешал соседям. Кормят три раза в день, привозя поднос с заказом в палату. За завтраком делаешь заказ на следующий день. Есть общая кухня с холодильниками, где в любое время суток найдешь кофе, чай, соки, легкие закуски. Мой матрос решил не выздоравливать вечно, однако его через день с англосаксонской бесцеремонностью выгнали из рая.

В начале девятнадцатого века Галифакс — большая рыбацкая деревня с двумя причалами, в которую перебрались все сторонники Англии в Северной Америке после того, как США стали независимыми. Теперь здесь находится главная база военного флота королевства в Северной Америке. Есть верфь и сухой док для ремонта больших кораблей и имеются специалисты, способные его сделать. К нашему приходу в доке ремонтировали линейный семидесятичетырехпушечный корабль третьего ранга «Кентавр», оставшийся во время шторма без мачт, руля и шлюпок и заимевший большую дыру в правой раковине. Экипажу пришлось выкинуть за борт шестьдесят две пушки, чтобы остаться на плаву. До Галифакса «Кентавра» дотащил на буксире линкор третьего ранга «Орел».

Фрегат «Фурия» был выгружен, оценен, включая груз, в без малого сорок три тысячи фунтов стерлингов, зачислен в состав Королевского флота и поставлен к молу верфи рядом с корветом «Хороший гражданин» дожидаться очереди на ремонт. Поскольку корвет пострадал незначительно, его начали ремонтировать первым. Капитаном фрегата был назначен я. Такая традиция у англичан — кто захватил более крупный корабль, тот им и командует, если, конечно, не откажется. Я не захотел отказываться, несмотря на намеки Джона Инглефилда, комиссара Адмиралтейства, бывшего капитана, утопившего двадцать три года назад предыдущего «Кентавра» в районе Ньюфаундлендской банки. Он хотел назначить на «Фурию» капитана Генри Уитби, жениха своей дочери Дороти, ныне командующего новым «Кентавром». Подозреваю, что название корабля сыграло главную роль в выборе зятя. Это понижение по службе предоставило бы молодым медовый месяц продолжительностью во много месяцев, поскольку к ремонту фрегата приступят только после окончания ремонта линкора. Если бы мне взамен предложили командование «Кентавром», я бы согласился на обмен, но такое назначение было не в компетенции комиссара, поэтому мне светило возвращение на «Хорошего гражданина». В итоге коммандером корвета стал мой первый лейтенант Джеймс Фаирфакс, которому пришлось набирать новый экипаж. Старый экипаж я перевел на фрегат. Первым лейтенантом «Фурии» стал Хьюго Этоу, вторым лейтенантом я назначил приказом по кораблю мичмана Роберта Эшли.