— Скоро утонете, сгорите или взорветесь, — высказал предположение старый тиммерман, пришедший осматривать корвет. — Крысы заранее чуют беду!
Я не стал говорить ему, что беду мы сотворили, точнее, воспитали, собственными руками. Крысиный король настолько привык к людям, что не прятался. Даже когда на корабле еще были другие крысы, каждый день наведывался на камбуз, где получал пайку от кока. Вот кто радовался появлению крысиного короля больше всех! Рабочим верфи кто-то всё же рассказал, кто виноват в бегстве крыс, но ему не поверили. В итоге нам обещали, что вот-вот начнут ремонт, но ничего не делали. Их можно было понять: зачем переводить материал, если корабль обязан погибнуть!
Приступили к делу только в начале января, когда я пообещал начальнику верфи, что пожалуюсь вице-адмиралу Джорджу Кейту, которого ждали в Гибралтаре со дня на день. Кстати, правильнее было бы называть его Джорджем Элфинстоном, поскольку он являлся пятым сыном лорда Чарльза Элфинстона. Кейт — фамилия его деда, шотландского лорда-маршала, как называли главу семейства, имевшего право на маршальский жезл. Шотландцы пошли дальше англичан — сочли, что некоторые рождаются не только знатными, но еще и с талантом маршала. Дед бездарно повоевал с англичанами и провел большую часть жизни на материке, а внук проявил себя толковым, пусть и не хватающим звезды флотоводцем, исправно служа английскому королю.
Прибыл Средиземноморский флот вместе с караваном двадцать первого января. Не догнав врага, вице-адмирал Джордж Кейт повел корабли в Портсмут. Англичане были уверены, что французы и испанцы перешли в Брест для того, чтобы прикрыть высадку десанта на остров Британия и/или Ирландия. Ждали до Рождества, после чего поняли, что их надули, что враг не собирается появляться на поле боя.
Мне передали, что командующий флотом интересовался, почему корвет стоит в порту? Ему рассказали, что корабль получил повреждения, «вырезая» в Малаге захваченное французским корсаром, купеческое судно. Спросить, почему я оказался в Малаге, а не крейсировал, как он приказал, возле Мальты, вице-адмирал не счел нужным. Наверное, подумал, что меня послал в Гибралтар Горацио Нельсон, который был уверен, что корвет «Хороший гражданин» ушел со Средиземноморским флотом в погоню за французско-испанским. Если вообще что-либо знал о вверенных ему кораблях. По слухам, отважный контр-адмирал Горацио Нельсон ни на шаг не отходит от леди Гамильтон. Наверное, как в детстве, держится за юбку, чтобы не упасть.
Сказать, что я сильно расстраивался из-за простоя корабля, тоже нельзя. Мне было с кем и чем заняться в Гибралтаре. Видимо, дурной пример Уильяма Гамильтона, который дружил с Горацио Нельсоном, любовником своей жены, повлиял и на Петера Деладжоя. Разница была только в том, что послу вот-вот стукнет семьдесят и женщины, наверняка, перестали быть для него главным искушением, а интендант еще худо-бедно исполняет супружеские обязанности.
86
Дует холодный северо-западный ветер. Предыдущий день был теплый, утром было тихо, над морем висел густой туман, в котором видимость была от силы метров пятьдесят, но к обеду ветер усилился балов до шести, что по меркам Средиземного моря можно считать штормом. Корвет «Хороший гражданин» обогнул Сицилию с юга, по Тунисскому проливу, надеясь захватить там приз, а теперь приближался к Мальте с запада. Навстречу нам шел французский линейный семидесятичетырехпушечный корабль, за которым гнались два таких же английских. Поскольку первый из догонявших постреливал из погонных пушек, а ему отвечали из ретирадных, можно быть уверенным, что флаги на всех кораблях соответствуют национальной принадлежности.
Корвет «Хороший гражданин» приготовлен к бою. Мой экипаж уверен, что это всего лишь формальность. Слишком разные весовые категории. Я и не собираюсь тягаться с линкором. Пусть с ним бодаются равные ему по силе, два против одного, а я обеспечу их поединок, от которого французы пытаются уклониться. Если вражеский корабль будет пленен, экипажу корвета светит одна шестнадцатая (одна восьмая разделенная на двоих, присутствующих при захвате). Поскольку линейный корабль третьего ранга с вооружением и припасами в среднем стоит пятьдесят тысяч фунтов стерлингов, моя четверть от одной шестнадцатой может оказаться вполне приличной.
Мы шли так, чтобы разойтись с французом правыми бортами на близкой дистанции. Если не выстрелим в него, линкор сочтет западло тратить на нас боеприпасы. Но мы выстрелили. И не просто выстрелили. Я повернул корвет левым бортом к врагу перед его носом и с дистанции кабельтова два произвол залп из десяти карронад, заряженных книппелями. Целили по парусам и рангоуту. Попало не всё, но того, что нашло цель, хватило, чтобы на фок-мачте французского линейного корабля остался только брамсель, совершенно не пострадавший, марсель превратился в лоскуты, а главный парус сорвало вместе с реем. На грот-мачте два нижних паруса обзавелись таким количеством отверстий, что вряд ли работали и на десятую часть своих возможностей. В придачу порвало грот-брасы и парус грот развернуло вдоль ветра, перестал работать вообще. Французский линкор все еще шел вперед, приближался к нам, но скорость падала стремительно. Четыре его погонные пушки выстрелили по нам, сорвав крюйсель на бизань-мачте. Корвет продолжил разворот, а затем начал удаляться, взяв круче к ветру, чтобы вражеским комендорам пришлось подвигать пушки, если захотят выстрелить в нас еще раз, потому что идти таким курсом линкору слабо.
Видимо, капитан французского линейного корабля понял, что не успеет поменять пострадавшие паруса и оторваться от погони, поэтому начал поворачивать право, под ветер. Наверное, хотел встретить догоняющих его врагов продольным залпом с левого борта, а нам влепить с правого. По английским линкором пусть палит, у них борта толстые, а вот у корвета раза в два тоньше, поэтому нам под бортовой залп из тяжелых пушек лучше не попадать. Посему я тоже повернул влево, под ветер, чтобы быть у него на правой раковине, вне зоны бортовых пушек. По нам еще раз пальнули из погонных, но не учли смещение и промазали.
Дальше те члены экипажа корвета «Хороший гражданин», кто находился на верхних палубах, наблюдали, как ведут бой линейные корабли. Англичане, не обращая внимания на продольной огонь, подходили к врагу, постреливая из погонных пушек, с двух сторон, чтобы взять в два огня. Первым настиг врага «Оглушительный», который я опознал, благодаря флагу контр-адмирала Горацио Нельсона. На подходе он положил паруса на мачту и медленно приблизился к вражескому линкору, который развернулся носом на ветер, чтобы отвечать бортовым залпом. По мере того, как «Оглушительный» начал равняться с вражеским линкором, оба принялись стрелять из пушек, первый — из носовых, второй — из кормовых, переходя к следующим. Били по готовности, но вроде бы английские грохотали немного чаще. Мне хотелось, чтобы было именно так. Должен признать, что французы отвечали на удивление хорошо, на уровне опытного английского корабля. Только когда с другого борта к ним подошел «Нортумберленд» и открыл огонь, запал у французов кончился. Флаг быстро опустился до черного облака порохового дыма, окутавшего линкор, и словно бы нырнул в него.
Еще с полминуты грохотали английские пушки, а потом наступила тишина. Ветер раздул черную тучу, открыл французский линейный корабль с упавшей грот-мачтой, обрывками почерневших парусов и канатов, свисающих с фок-мачты и бизань-мачты, с пробоинами в бортах, и два английских, которые выглядели намного лучше, хотя «Оглушительному» досталось. На последнем подняли сигнал капитану корвета прибыть к флагману.
У Горацио Нельсона, недавно ставшему контр-адмиралом красного флага, физиономия была кислая, будто не выиграл, а проиграл сражение и попал в плен. Мятый пустой правый рукав не был пристегнут к мятому кителю на груди, болтался во время ходьбы. Наверное, чтобы не закрывал ордена, которых было больше, чем в двадцать первом веке у северокорейских генералов, родившихся после войны. Правый глаз словно прищурен, из-за чего казалось, что контр-адмирал собирается подмигнуть заговорщицки. Расхаживая по каюте, в которой еще стоял запах уксуса и горелого пороха, он резко махал левой рукой, сжатой в кулак, словно вколачивал в палубу невидимых мне врагов.
— Вот мы и взяли в плен «Благородного», который сбежал от нас в Абукире и захватил потом «Леандра»! — первым делом похвастался он. — Жаль, контр-адмирал Пирри погиб. Он был, пожалуй, единственным стоящим командир во всем французском флоте.
— Да, дрались они не в пример другим французским кораблям, — согласился я.
— Тем славнее наша победа! — хвастливо произнес Горацио Нельсон. — А ты молодец, правильно поступил! Если бы не обстрелял его, вряд ли бы мы догнали, — похвалил он и меня. — Буду ходатайствовать, чтобы тебя перевели на фрегат или линейный корабль.
— Лучше на фрегат, — подсказал я.
— Почему? — спросил он так, будто не знал, что на фрегатах оклад ниже, зато у толкового командира призовых больше.
— Сражаться в ближайшее время будет не с кем, на линейном корабле умру от скуки, — ответил я.