– Там! – выкрикнул он, указывая на дверь с приставленным к ней ночным столиком.

Я не сразу понял, зачем нужен ночной столик перед закрытой дверью. Но когда до меня дошло, к горлу подкатила тошнота – он перегораживает выход.

Там люди.

И кто-то не хотел, чтобы они выбрались.

Мы с Эваном помчались к забаррикадированной двери. Над нами и вокруг трещали и обваливались балки и стены. Яростно кружились в воздухе раскаленные угли. Было так жарко, что я даже не заметил, как один такой уголек упал мне на руку.

– Рукав! – рявкнул Эван и захлопал по горящей ткани голыми руками.

Я смахнул его руки и упал на пол, затушив пламя собственными весом.

Я пополз к ночному столику, который пытался сдвинуть Эван, перекатился на спину и ногами помог ему толкать. Ночной столик сдвинулся, и через несколько секунд мы открыли дверь и увидели неизбежный результат того, что я сделал с этой семьей. Стыд душил меня не меньше, чем дым.

– Холли! – закричал Эван и упал на колени. Двумя пальцами он нащупал пульс на ее шее. – Она жива!

Я перешагнул через ноги Холли, чтобы подобраться к девочке, которая была подвешена к штанге для одежды за запястья. Я постарался не задаваться вопросом, какое чудовище это совершило, потому что ответ меня сокрушил бы.

– Боже мой, Саванна! – раздался голос незнакомца.

И в ту же секунду мужчина оказался рядом со мной. Я ошеломленно уставился на него. Я ведь его знаю!

– Нужно приподнять ее и освободить руки, – скомандовал он.

Я посмотрел на его бледно-голубые глаза и ямочки на щеках, я точно его где-то видел, но никак не мог вспомнить, кто он такой. Я обнял худой девичий торс и приподнял ее на трясущихся ногах. Пока мужчина возился с ремнем на ее запястьях, я посмотрел на его обувь – новенькие конверсы – и тут же понял, что этот добрый самаритянин помогает нам спасти не только бедную девочку, но и мою гнилую душу, потому что это тот самый журналист-расследователь, чей сценарий я только что купил.

– Почти получилось! – сказал он, решительно трудясь над жестким кожаным ремнем.

Конечно, ремень я тоже узнал. Потому что сам купил его сыну. На пряжке было выгравировано его имя. Вероятно, чек до сих пор лежит у меня в бумажнике. Из самых глубин души к глазам поднялись слезы, перемешавшись со слезами от дыма и жара.

– Мама? – пробормотала девочка, и я крепко сжал ее.

– С твоей мамой все хорошо, – успокоил ее я. – Мы вытащим вас отсюда.

Эван вынес Холли из двери как пожарный, перебросив ее через плечо, а ремень наконец-то упал, и руки девочки освободились.

– Пошли! – рявкнул Энди, если я правильно запомнил его имя. Он поднял Саванну на руки. – Пошли, Джек!