– Мне надо его уложить и сказку почитать, – пытается она поделиться своим планом. – Вообще-то Чарли обещался прийти к этому времени, но у него на работе что-то срочное возникло, и тут ничего не поделаешь, ведь он же врач. Он же не в офисе за столом сидит, не бумажки перебирает, он же там жизни спасает.

– Пока будешь сказку рассказывать, горло не забывай вином смачивать, я внизу тебя подожду.

Пошла я назад на кухню, начала прибираться там. Повсюду валялись шкурки и ошметки бананов, пол был засыпан мукой и под ногами скрипел сахар. Раза три слышала, как Ханна выходила из детской, закрывала за собой дверь, но не успевала дойти до лестницы, как та же самая дверь с шумом распахивалась и она бежала назад, и все повторялось снова. Под конец она закрыла дверь и проорала снаружи, какая кара ждет непослушных мальчиков, которые не хотят ложиться спать.

Кухня приобрела более-менее божеский вид, я включила посудомойку и стала разгружать стиралку. Сижу я, складываю белье, тут заходит Ханна и начинает рыдать в голосину.

– К черту такую жизнь! – рыдает она. – Зачем ты это делаешь? Мы же должны были сидеть, пить вино, расслабляться и приятно проводить время. А ты тут чистишь-моешь, мое белье складываешь!

– Садись, – твердо приказала я, одной рукой потянула ее к столу, другой рукой взяла бутылку.

– Нет, мне надо сперва…

– Сядь, кому сказала! – прикрикнула я.

Ханна послушно села. Я налила ей еще вина, сама вернулась к стиралке.

– Пей молча, – приказала я.

– Ну не могу я сидеть тут и пить, пока ты убираешь мой хлам! – упавшим голосом промолвила Ханна.

– Можешь. Мы же с тобой лучшие подруги. Кто, если не я, тебе поможет? Почему ты ничего не говорила про это?

– Ну… времени не было. Ни на что времени не хватает, руки не доходят ни до чего. В доме бедлам, потому что я все время с Эдвардом. И на него сил не хватает, потому что надо стирать, убирать, готовить. Вообще меня ни на что не хватает. Я так мечтаю хотя бы один вечер побыть одна, – устало сказала Ханна. – Хотя бы несколько часов покоя. Чтобы просто полежать в ванне. Просто поесть в тишине. Просто почитать что-нибудь! Хотя вряд ли я буду читать, у меня нервы сейчас так расшатаны, я ни на чем не могу сосредоточиться. Да хотя бы журнальчик полистать или телик посмотреть – моих интеллектуальных способностей на большее и не хватит. Но Чарли так долго задерживается в больнице, а когда возвращается, он такой вымотанный. Когда Эмили и Лукас были маленькими, моя мама забирала их к себе на несколько часов и даже оставляла на ночь. Но сейчас я не могу ее просить, чтобы она помогла с Эдвардом, она уже старенькая и не успевает за ним, она и поднять-то его не может, а если я его с ней оставлю, то она себе что-нибудь сломает, не дай бог, шейку бедра. Мама ведь уже в том возрасте, когда любое падение чревато тяжелыми последствиями, еще этого мне на хватало, я и так с Эдвардом мучаюсь. А Эмили вообще не помогает, только орет, что мы ей испортили жизнь, кричит на Эдварда, чтобы он заткнулся, и предупреждает, если она завалит экзамены, то это только по моей вине, потому что дома ад и она не может спокойно готовиться. А Лукас безвылазно сидит в наушниках у себя в комнате, чатится черт-те знает с кем…

– Да с Питером он чатится, – попыталась я успокоить ее хотя бы в этом.

– Чарли просто заваливается ночью домой и сразу спать, но сперва он требует ужин, а потом сразу в кровать и храпит – я готова его прирезать в этот момент, потому что Эдвард же не спит. Что я только не делаю, ванночки с лавандой перед сном, сказки на ночь, укачиваю и убаюкиваю, но этот сукин сын поспит минут двадцать и все, открывает глаза, начинает орать, требовать пить-есть, кричит, что боится монстра под кроватью, требует, чтобы я с ним сидела все время, и так до полуночи. Вот подожди, он скоро опять проснется и начнет орать, а утром он просыпается в пять утра. Ему два с половиной года – в этом возрасте детям полагается спать до двенадцати часов как минимум. Этот гаденыш спит только шесть часов и весь день бегает как заведенный, я так с ним офонарела, я просто помираю.

Всем от меня что-то нужно, я всем что-то должна, и с этими подростками так сложно, с их эмоциональными качелями, так еще у меня на руках двухлетний ребенок. Прости, я тебя гружу своими проблемами, пожалуйста, прости. Я так давно тебя не видела и так хотела просто посидеть с тобой, поболтать о том о сем, но видишь, как получается, начинаю тебя грузить, жаловаться и страдать и даже не спросила, как у тебя дела. Как там этот Супермарк? Ты теперь с ним поумнела? Секс уже был? Как там у него с хозяйством? Помнишь Томаса Янгера в нашей школе, все его дразнили, что у него письки нет? Такое, оказывается, бывает.

– Ханна, – попыталась я ее прервать. – Успокойся. Все хорошо. Давай не будем сейчас про меня говорить, тебе самой надо в первую очередь выговориться, ты ведь живешь в аду. Сегодня мы посвятим вечер тебе, будем пить винишко, разгребем заодно завалы на кухне и в доме, так что завтра утром будет одной проблемой меньше. И не терзай ты себя так. Найми уборщицу. Определи Эдварда в детский садик, хотя бы на один день в неделю. Если Чарли так занят на работе и не может тебе помочь, найми помощницу со стороны. Не надо тебе все делать самой.

– Но ведь я должна сама справляться со своим малышом, с детьми, с домом. Чарли же будет думать, что я никудышная хозяйка и мать, если я не могу со своими обязанностями совладать.

– Во-первых, пошел он к черту, плевать, что там Чарли будет себе думать. Это касается тебя, и если он что-то там начнет думать, то он придурок и это его проблема, а не твоя. Во-вторых, ты с ним разговаривала, говорила ему, как тебе трудно? В-третьих, будь я на твоем месте, ты бы думала обо мне плохо? Думала бы, что я никудышная мать? Ты бы считала, что я не справляюсь, будь я на твоем месте?

Ханна утерла слезы и отхлебнула вина.