Надо заканчивать этот разговор. Он не приведет ни к чему хорошему. На самом деле я думаю, что разговор закончится тем, что я вернусь на кухню за своим сидром и выплесну его Колину в лицо. Или ударю его сумкой.

Но Колин все никак не остановится:

– Я целый месяц старался показать тебе, что это все несерьезно. Во всяком случае, для меня. Мы повеселились вместе пару месяцев, пока ты была в Нью-Йорке. Ты же все равно собиралась вернуться домой, так что наши отношения не могли продлиться долго, понимаешь?

– Я, похоже, говорила во сне, когда мы это обсуждали.

Колин начинает нервничать. Я понимаю это, потому что он снял свою шапочку:

– Я думал, что ты все понимала. Думал, что ты просто такая крутая…

– А я думала, что мы любим друг друга.

Колин смотрит на меня так, словно я внезапно бегло заговорила на эльфийском языке, и я понимаю, что я конечно идиотка, которой не стоило выходить вслед за парнем на этот балкон, а стоило остаться на кухне… Или вообще пойти в гостиную, оттащить Энтони от дрянных девчонок и свалить к чертям из этой квартиры. Но я уже здесь, поэтому вполне могу закончить нашу с Колином беседу, сделав харакири.

– В любом случае, ты сам так говорил. Подразумевал ты это или нет…

– Я никогда не говорил, что люблю тебя.

Колин произносит эти слова тем же тоном, которым Энтони дал Эшли и Бьянке понять, что мы не вместе. Неужели даже мысль об отношениях со мной столь ужасна? Это для всех так или только для нью-йоркских парней?

– Говорил. – Я заставляю себя не отводить от парня взгляда. – У фонтана. В Линкольн-центре…

– Неправда. Это ты сказала, что любишь меня. Я такого не говорил.

Ну, Колин просто переписывает историю так, как ему удобно. Но я бы такое точно не забыла. Мы впервые выбрались вдвоем в город. К тому времени мы встречались – а не «развлекались» – около месяца, и я попросила Колина сводить меня в Линкольн-центр. Я надеялась, что он не подумает, что я хотела пойти туда только из-за «Идеального голоса»[39]. Я понимала, что наверняка жду от Линкольн-центра слишком многого, но когда увидела фонтан, то, словно маленький ребенок, буквально потащила Колина за собой, испортив как минимум три фотографии позирующих рядом туристов.

Колин весело смеялся, когда мы добрались до фонтана. Я помню это очень четко, точно так же, как помню мягкое гудение дугообразных струй воды. Я была в изумлении: посреди Манхэттена – тесного, переполненного людьми, беспорядочного Манхэттена – возвышается прекрасный замок из камня и стекла, окруженный фонтаном и внутренним двором. Как будто, как только ты отворачиваешься от Коламбус-авеню, шум машин и вся суета просто исчезают…

В тот момент я так любила Нью-Йорк и так любила Колина, что эти слова вырвались из моего рта даже раньше, чем я успела переплести наши с Колином пальцы.

– Я люблю это место, – сказала я тогда. – И я люблю тебя.

А парень ответил:

– Ну да…

Ну да!