Стекла окон полыхали красным, будто охваченные пламенем. Совершенно особая, какая бывает только в Маньчжурии, вечерняя заря залила своим огнем всю Вселенную. Было душно, как при настоящем пожаре. Менджюн писал очередную корреспонденцию, которую завтра утром надо было переслать в Пхеньян. Нахлынувшее половодье огня потрясло его. Он бросил авторучку на стол, подошел к окну. Небо и землю поглотил безбрежный огненный океан. Облака, в этот час тихо дремавшие на горизонте, казались огромными кусками золотистого расплавленного стекла с краснорыжими каемками. Высокие пирамидальные тополя, растущие по обеим сторонам аллеи, которая вела к правлению корейского колхоза, выглядели понатыканными в землю пылающими метлами. Казалось, еще чуть-чуть, и все вокруг поглотит бушующий огонь зари. Необозримые кукурузные поля, протянувшиеся до горизонта, словно застыли в предсмертной агонии, охваченные огнем. Он посмотрел на свою грудь: по рубашке зайчиками прыгали огненные блики, как будто он сидел возле большого костра.

Это было настоящее вселенское огненное пиршество. И только его собственное сердце оставалось холодным. Давно уже ничто не трогало его. Давно ушел в прошлое прекрасный солнечный день, когда за городом на прогулке с компанией друзей он вдруг почувствовал присутствие Бога. Эта дорога пройдена. Его душа увяла, как увядает капустный лист, теряя свежесть и превращаясь в невзрачные серые ошметки. Никакого другого цвета, кроме пепельно-серого, не осталось. Целый год изнурительной усталости. Труден и долог путь. Надо бы остановиться, передохнуть. Нет сил идти дальше.

В тот памятный день, бродя по Инчхонскому причалу, он совершенно случайно познакомился с хозяином трактира. Этот ангел-хранитель, используя свои тайные связи, помог тогда Менджюну пробраться на катер, совершающий нелегальные рейсы на Север. Почему без Юнай? Он не мог предложить ей бежать с ним вместе из страны. Он не знал ее. У этой женщины была привычка начисто и моментально забывать о том, что было. В той ложбине на песке, еще хранившем тепло, накопленное за день, извиваясь, как апрельская ящерица, она кусала руки Менджюна. Ее тонкие руки так крепко обнимали его за шею, что, казалось, она их никогда не разомкнет. Когда они, наконец, поднимались, волосы обоих были полны песку и походили на мочалки. Вывернешь карман — песок. Снимешь туфлю и потрясешь — и здесь песок. А на следующий день она вообще не подпускала его к себе. Совсем как в первый раз, когда отчаянно сопротивлялась его поцелуям. Сидела холодная, бесстрастная, обхватив руками колени. Вместо человека по имени Юнай появлялось непонятное сильное животное. После их свиданий он был пьян от воспоминаний о ее жадных губах, от боли в плечах, где остались следы ее ногтей, от мысли, что он обрел близкого человека. И вдруг спустя всего день на том же самом месте она оказывала ему сопротивление, повергая в бездну. Накануне вечером он загадал: если завтра она его не оттолкнет, он откроется ей, предложит вместе бежать на Север. Но такого не произошло. Назавтра рядом с ним было то же самое неизвестное существо, хотя оно и состояло из плоти и крови Юнай. Назвать его женщиной было нельзя. Ему даже имени подходящего подобрать было невозможно.

Значит, Юнай не любит? Значит, все — ложь? Какие достоинства необходимы человеку, который любит другого человека? Это камень преткновения, о который споткнулось немало людей. Сколько человеческих судеб загублено из-за глупого, постыдного самолюбия! Нельзя так. Я могу быть счастлив лишь тогда, когда Юнай полна страсти. Так хотелось бы разрушить в ее душе стену, это табу. Лишь те мужчина и женщина, что преодолели эту преграду, обретают подлинно человеческое счастье. Что мужчина, что женщина — все одинаково. Женщины, опасаясь подвоха, тайком собирают монетки на «черный день». Но разве на мелочь купишь счастливое будущее? Брось! Поверь мне безоглядно, нагишом! Я преобразился бы, если бы ты, Юнай, мне поверила. Я бы все смог. Спаси меня.

— Чего ты ждешь? Я самый обыкновенный человек.

Чего он ждет? И тут его осенило — они вдвоем на Площади, но он по-прежнему одинок. И тень у его ног стала еще более серой. Невозможно понять причину ее отпора. Ведь на следующий день она опять, вся дрожа, обнимала его тело ногами. Может, корнями она уходила куда-то в темноту, куда его словам было не пробиться? Стоило Менджюну заставить ее улыбнуться навстречу солнцу, как она тут же скрывалась в свое тайное пристанище, куда ему не было хода. Была ли это стена табу? Хорошо, если все объясняется так просто.

— Не хочу!

Она говорила это сквозь зубы. Ложь. Она сама не знает, кто она. Эта женщина — животное, не знающее собственного имени. Но Менджюн не собирается ее учить. Дело не в имени. Дело в предубеждении, которое невозможно разрушить никакой силой. Жировая ткань табу, которая накапливалась в этой женщине в ходе тысячелетней эволюции. Отними это у Юнай, и она станет другой, а оставь — невозможно воспринимать ее как человека… Наша праматерь Ева без всякого жеманства и условностей бросалась в объятия Адама, когда пугалась раскатов грома во время тропического ливня. И как непохожи на это насквозь лживые уловки, слащавые речи современных жеманниц, проводящих дни в роскошных будуарах с позолоченными люстрами! Человек мало чем отличается, скажем, от земляного червя, которому определена жизнь длиной в одно лето. За недолгую жизнь человеку нужно своим умом проникнуть сквозь толщу лет до того пласта, где покоятся окаменелые останки предков, своим умом постичь смысл земной жизни. Это познание — неподъемный груз, и все же каждый старается в одиночку справиться с этой задачей. Интересно, что сказала бы Юнай, увидев эти окаменелости? Наверняка, принялась бы доказывать, что это не ее предки…

Так обстояли дела у Менджюна в то время, когда хозяин трактира сообщил ему о моторке. В темном пропахшем рыбой трюме он взволнованно думал, что едет на новую неиспачканную Площадь. Это был перелом в его жизни, но и в такие моменты люди спят. Он заснул и увидел во сне новую Площадь с бьющим фонтаном в центре. Прозрачные струи воды переливались всеми цветами радуги. Вокруг на клумбах цвели крупные садовые цветы, над которыми, жужжа, кружились пчелы. Казалось, не только пчелы, но и сама жизнь радостно кружит между цветами. Тротуары блестят чистотой, тут и там стоят прекрасные статуи. На скамьях сидят и отдыхают влюбленные. Прелестная девушка любуется фонтаном. Он тихо подходит. Она оборачивается на звук его шагов. Он узнает ее — это его любимая, но никак не может припомнить имя. Его охватывает смущение. А она, видя его растерянность, берет его за руку и смеется:

— Забыл, как меня зовут? Это не важно.