— Кто идет?
Не отвечая на вопрос, Менджюн двигался вперед и остановился только когда вплотную подошел к часовому.
— Это вы, мистер Ли?
Знакомый матрос.
— Скажите, что-то случилось?
— Да. После того как вы потеряли сознание, началась такая заварушка… После драки все скопом двинулись к капитану и учинили настоящий бунт, требуя высадки на берег. Они бесновались, как ненормальные. и все орали: «Мы не пленные? Зачем вы держите нас взаперти?» И вот я на старости лет вынужден взять в руки оружие и стою тут на часах. Стыд-то какой?
Он в досаде стукнул прикладом об пол.
Так вот в чем дело? Поэтому никого вокруг и не видно.
— Где они сейчас?
— Временно держим в столовой. Капитан ходит туча-тучей. Обвиняет их в мятеже…
— А капитан где?
— Он тоже там.
Менджюн направился было на палубу, но передумал и повернул назад. Столовая была в конце коридора. На ходу он извинился перед матросом:
— Вы уж извините меня.
— Что вы! Рад стараться!
Старый служака отдал ему честь по всем правилам. Из темноты послышалось, как звякнул карабин.
Капитан был тверд в решении. Пленные содержались под стражей. До выхода в море он запретил выпускать их на палубу. Господин Муради, жуя свою неизменную сигару, хранил молчание. Пленные седели в столовой и хмуро смотрели на стоявших у входа капитана, Муради и Менджюна. Корабль снимается с якоря завтра после обеда. Значит сидеть им под стражей еще двадцать часов. Другого решения быть не могло. По морским законам, в случае чрезвычайной ситуации на судне капитан наделяется полицейскими полномочиями. У Менджюна не было ни малейшего желания просить о смягчении наказания для этих несчастных. Он мог бы, и обязан был остаться вместе с арестованными, но с легким сердцем покинул их, выйдя из столовой вместе с капитаном и Муради.
Капитан сумрачно молчал. Втроем они вышли на палубу и направились в его каюту. Менджюн шел позади, разглядывая могучие плечи капитана. У самой двери в каюту он остановился.
— Господин капитан, разрешите, я зайду к вам попозже.
Тот согласно кивнул. Менджюн повернул назад и начал спускаться по лестнице. Почти у самой палубы его окликнули: